апартаменты в так называемом элитном доме? Тут есть такие комнаты, куда я даже раз в неделю не захожу! В доме ни кота, ни рыбок, ни мужа… Я одернула себя, когда машинально распахнула шкаф, чтобы убедиться, что в нем никто не затаился. «Все, – сказала я себе, – не дури, хватит. Эльвира права. Откуда этот неконтролируемый страх?» Я задернула в зале штору, обозрев предварительно пожарную лестницу, пролегающую рядом, и меня снова затрясло. Если кто-то вздумает забраться в квартиру по этой лестнице… Пинка достаточно, чтобы разбить стекло! Почему я не ставлю сигнализацию, почему всю жизнь полагаюсь на консьержку?
Эмоций в голове было много, и я позвонила своему горе-любовнику. Хотя могла догадаться, что сейчас не самое удобное время.
– Здравствуй, дорогой, – простучала я зубами. – Это я, твоя суррогатная жена…
– Женечка, ты обалдела? – испуганно зашипел в трубку Вадим, давно приученный к моему извращенному чувству юмора. – У меня совещание не кончилось, жена на улице в машине ждет…
– Вадик, на меня напали, – вздохнула я.
– Послушай, дорогая, сейчас не время… – Он перешел на сдавленный шепот. До него вообще не доходили мои слова, прокурор, блин! – Подожди. – Кажется, все-таки дошло. – Что ты сейчас сказала?
– На меня напали, – терпеливо повторила я. И зачем-то добавила: – А ты прокурор.
Вадим провалился в ступор – видимо, выискивал связь между двумя последними утверждениями.
– Послушай, дорогая, – понял он наконец, в чем собака зарыта, – все в порядке, просто после прошлогоднего инцидента с твоим похищением у тебя разыгралась фобия. Тебе везде мерещатся заговоры, преступления и всякие злопакостные личности. На самом деле мир гораздо проще, милая. Ну, скажи мне честно: кто на тебя мог покуситься?
Действительно, я такая страшная, что на меня даже покуситься не могут? Вадик в своем репертуаре, и в этом не было никакой патологии.
– Ладно, забей. – Я не стала усугублять свое разочарование в сильном поле. Вадим не прав, считая, что если он не женщина, то он – мужчина. Видимо, я успокоилась, стоило лишь услышать его вибрирующий голос. – Намекаешь, что твоя жена уже вернулась из дальних странствий и ты не в силах запретить ее ввоз из Голландии?
Он буркнул что-то невразумительное.
– Придешь сегодня? – продолжала я испытывать его на «вшивость». Он снова что-то заблеял. Ох уж эти принципиальные прокурорские работники! – Нарушение хотенции, милый? Ввиду возникновения на горизонте прелестной половинки? Ладно, забудь. Я не звонила. – И с грохотом швырнула трубку. Вернее, надавила большим пальчиком на сенсорную клавишу и выдала в пространство загогулину на устном русском.
Грустить не получалось. Я шаталась бестелесной сомнамбулой по квадратным метрам, остро ощущая, что в этой жизни надо что-то менять. Например, продать все и уехать в Испанию – где и умереть, никому не нужной и всеми забытой. Полиция не приезжала (я пока еще помнила, что она должна приехать, у меня отличная девичья память). Тогда я решила