в своем доме при распаде семьи.
Не потеряет ли мой дом уют и смысл, свет и тепло, которые я вносила в него?
В нем может появиться другая женщина. Она все перевернет по-своему. Все будет наполнено запахом ее духов, криками и плачем ее ребенка. Ее одежда и обувь будут в моем шкафу, ее отражение – в моем большом зеркале, ее тело – на моей уютной кровати, ступни ее ног – на моем мягком ковре. Это нестерпимо!
Память обо мне постепенно уйдет. А я призраком буду бродить и хозяйничать; плыть из комнаты в комнату, встречать по ночам каждого, кто идет на кухню попить водички или в туалет; ронять чашки, что оставили на краю стола. или скрипеть креслами в полной тишине; завывать потоком ветра в приоткрытой форточке или с шумом захлопывать дверь, словно сквозняком; гасить свечи и сжигать лампочки в самый неподходящий момент или обрывать тонкую нить картинки на стене; звенеть стеклом рамы, скрипеть паркетом, стучать на потолке, бормотать по ночам и задвигать тапочки под диван.
Мой дом всегда будет большим и светлым. Дом без меня все равно будет моим домом. В нем будет семья, пусть и без меня.
Будет ли в нем семья?
Пора просыпаться моим домочадцам. И они уже проснулись. Мама мужа всегда встает первой. Старшая женщина в доме, но в роли добровольной слуги, уступающая всем лидерство. Так не было заведено испокон веков. Но так установилось в нашем доме. Я в последнее время позволяла себе нежиться в постели до последнего, но вскакивала сразу же, как только слышала ее шаги. Когда мы встречались, она не смотрела на меня, опускала глаза, понимая, что живет в доме, где иные законы времени, иные вещи. В своем закрытом взгляде она хранила свои устои, другое понимание вещей и отношений.
Но одновременно с полным осознанием своей силы и молодости, которыми я наслаждалась много лет, я чувствовала, что мой дом меня подавляет. Как могло такое случиться? Может ли быть иначе? Я строила свой дом пятнадцать лет, но он начал мной управлять? У меня есть, была, своя комната. Она же и моя тюрьма в последнее время. Я ее любила, но в последнее время плохо за ней следила. Она меня начала стеснять. Я пыталась вырваться за ее пределы с помощью книг, вина, телевизора, фотографий и дел, но как-то не совсем успешно.
Все кажется таким фальшивым.
Карнавал вокруг не прекращается ни на минуту. Все в масках. Человек с голым лицом – чужак. Его толкают со всех сторон сказочные герои. Морды животных и люди без лиц пытаются привлечь внимание к себе. Они творят жизнь, в которой нет долга, достоинства, чести и ответственности.
Тем, кто без масок, тут же предлагают их. Кто-то снимает свою и отдает. На его же лице остается еще одна личина, еще более ужасная. Многие меняются лицами при совместной жизни. Даже дети примеряют тряпки, бумагу, пластмассу и фольгу на свои чистые и наивные личики. Старики, столкнувшись в слабости и болезни со своим лицом, стремятся закрыть его хотя бы обветшалыми кусками крашенного картона и ветоши. В храме, на работе, перед сном,