в мужнино, после него много одежды осталось». – И она крикнула рабочему:
– Эй, товарищ! Как тебя звать? – товарищ остановился, немного подумал, как бы переваривая её вопрос, и ответил протяжно:
– Са-а-ня.
– А ты есть хочешь? У меня котлеты вчерашние остались с рисом, я сейчас разогрею, и поедим вместе, а? – решила она таким образом задобрить работягу.
– Да, – скромно ответил тот.
Марья Семёновна пошла разогревать еду и накрывать стол для обеда на веранде, расположенной на другой стороне дома с великолепным видом на залив. А когда она опять вышла, чтобы позвать работника к столу, то увидела Саню, стоящего посередине двора к ней лицом и справляющего свою малую нужду со своего большого хозяйства.
– Саня, ну что же ты прямо во дворе, – миролюбиво пристыдила она работягу, невольно рассматривая его немалый писюн. – У меня в доме два туалета есть. Пойдём, покажу.
Саня спокойно закончил процесс мочеиспускания, сладко передёрнулся, затолкал писюн в штаны, затем, широко улыбнувшись, посмотрел пристально хозяйке в глаза и просто сказал:
– Пошли.
Марья Семёновна провела его на веранду, показала туалетную комнату, где можно помыть руки, и дала ему полотенце.
Сане с детства уже были знакомы все эти приспособления в светской жизни, так как он уже не раз уходил с городской свалки зимой из-за холода в ближайшую деревню и там какое-то время жил у одинокой старушки на краю деревни, но потом, весной, всё равно возвращался к своим, несмотря на ласковое обращение к нему бабушки. Да и все пожилые женщины в деревне, жалели его и относились как к блаженному. Его, правда обижали маленькие деревенские мальчишки, шуточно угрожая ему кулачками и палками, а он пугался их угроз и плакал от испуга на потеху детворы, хотя сам был вдвое больше их. Саня целыми днями бродил по деревне в рваных кроссовках и в одном пальто до колен с чужого плеча, в окружении собак, которые всегда ластились к нему. Деревенские бабы, завидев Саню, старались дать ему что-нибудь из еды, которой он всегда потом делился со своими собаками. Правда, взрослые девочки иногда останавливали Саню в укромном месте и зачем-то просили его:
– Саня, покажи нам свою письку, мы тебе конфет дадим.
Но Сане было не жалко, и он, улыбаясь, расстёгивал штаны и вываливал далеко не детский писюн, на просмотр бесстыжим девчонкам. Они, смеясь, смотрели, бросали ему конфетки и с визгом убегали, чтобы сказать мальчишкам, что Саня перед ними штаны снимал и угрожал изнасиловать. Мальчишки подходили к Сане и опять грозили побоями и даже пинали иногда, если взрослые не видели. От таких издевательств над ним Саня плакал и убегал к бабушке, чтобы она его пожалела. Старушка жалела, успокаивала, умывала, кормила и защищала, как могла, приучая к жизни среди людей, и даже учила грамоте и разговорной речи. На ночь рассказывала Саше сказку, всегда одну и ту же, про былинного богатыря Илью Муромца, о том, как он лежал на печи, не вставая, тридцать лет