ъекты в непереносимом тяжёлом зное. Солнце выжигает сетчатку, искря битым бутылочным стеклом в пыли, словно крошечные вспышки электросварки.
– Алло?
В одинокой телефонной будке на окраине города Ад. Преисподняя. Железная коробка с чудом сохранившимися мутными стёклами раскалилась до предела. Превратилась в камеру пыток. На металлических частях многослойные следы бывших покрасок. Видно, что каждый последующий слой просто наносился на предыдущий. Теперь это словно срез земной коры. Когда-то в мезозойский период будка была красной. Потом – зелёной. Даже – синей. Сейчас преобладающий колор – ржавчина.
– Алло?
Трубка в этой раскалённой на солнце коробке чёрная. Скользящая в мокрой от пота руке. Воняющая горячей разлагающейся слюной сотен людей, говоривших в её хрипящий микрофон. Запах, вызывающий отдалённые позывы рвоты.
– Алло?
Пылинки медленно кружатся в вязком, как варенье, воздухе.
Полчаса назад на соседней улице жёлто-синий милицейский мотоцикл задавил чёрного котёнка. Он погнался за весёлой зелёной мухой. И теперь она, возможно, ползает по трупу. У него даже не было имени. Звенящие отголоски его безымянного ужаса, взорвавшего кошачий космос, доносит сюда. Мешает сосредоточиться.
Имя. Пылинка. Цифра в статистическом отчёте. Да и та – ноль. Ничего. Жалкая тень.
– Алло? Я вас слушаю?
Голос на том конце старой шипящей линии пуст. Как и миллионы голосов на этой планете.
Трубка медленно опускается на рычаг. Пылающий шар в небе сместился на несколько миллиметров. Это был последний номер. Последний город. Последняя попытка.
Здесь их нет.
Граница мира. Пыльная окраина с улицами без асфальта.
Последняя телефонная будка.
Конечная станция. Тупик. Дальше двигаться некуда. И незачем.
Их нет нигде. Ни в одном из городов, ни по одному из номеров, оставшихся в потрёпанном блокноте памяти. Все названия и цифры вычеркнуты. Замазаны чернилами.
Один. Теперь по-настоящему один.
Нюра Седашова искала котёнка. Маленького чёрного котёнка.
– Котик… кис-кис… котик… – она обошла все углы двора.
Поискала за сараями. Заглянула в чёрную дыру канализационного люка. Страшное место. Мама запрещала сюда подходить. Но сейчас мамы нет. Нюра огляделась по сторонам и опасливо заглянула в круглое отверстие:
– Котик… кис-кис…
Она направилась к песочнице. Котик иногда рылся там, закапывая свои каки. Но сейчас в сером песке, сквозь который уже успели прорасти крепкие сорняки, никого не было.
– Котик… – тоскливо позвала Нюра.
«Котик» – простое слово. С простыми словами у Нюры Седашовой было более-менее нормально. «Песочница» и «канализация» были словами сложными. Они никак не хотели запоминаться. Растворялись в воздухе. Лопались пузырьками. Таких пузырьков в её голове было много, сколько Нюра себя помнила. Они весело шевелились у неё внутри, щекотались и мешали сосредоточиться. Они носились по кругу, выписывали спирали и прыгали. Они не давали ничему задержаться, выпихивали всё многослоговое. От их постоянного присутствия в голове тихо и радостно звенело. И сама голова была похожа на большой звенящий пузырь.
– Нюра! Нюра Нюра! – хихикали мыльные шарики, пытаясь развеселить её. И она
улыбалась.
«Нюра» – простое слово. Но запоминать его пришлось очень долго. Мама повторяла его постоянно, пока Нюра не привыкла к тому, что «Нюра» – это она.
Ко многому нужно было привыкать, но так и не получалось. К солнышку, к тому, как включается телевизор и какой из кранов таит в себе горячую воду. Всё это трудно было запомнить, потому что весёлые пузырьки всё время отвлекали её.
Нюра так и не научилась завязывать шнурки. А пора было бы: в следующем году ей исполнялось сорок лет.
Мозг Анны Сергеевны Седашовой не смог бы воспринять эту информацию. Он, как и его хозяйка, навсегда остался в трёхлетнем возрасте.
– Котик… кис-кис… – Нюра подошла к выходу из двора и осторожно оглянулась на своё окно. Дома в этой части города были старыми двухэтажками, сложенными из хрупкого ракушечника. По ночам они скрипели своими полупрогнившими перекрытиями и заставляли прятаться под одеяло с головой.
Нюра ещё раз посмотрела на свою форточку и медленно двинулась к дороге, по которой, рыча, ехали большие и страшные машины. Она в любой момент ожидала маминого окрика: выходить за двор было строго запрещено.
Нюра увидела пожарную машину с включенными мигалками и, открыв рот, выбежала на тротуар. Машина, громко вопя сиреной, пронеслась мимо.
– Бибика! – зачаровано сказала Нюра.
Следом за первой проехали ещё несколько красных автомобилей.
– Бибика! Бибика! Бибика! – запрыгали шарики.
Нюра с удовольствием посмотрела на своё пальтишко.