в спину. Слышно, как кто-то, подняв с циновки Чонгу, следует за нами.
Спускаясь по узким проходам лестничных лабиринтов Цитадели, я время от времени спотыкаюсь, падаю, упираюсь в шершавые каменные стены, ударяясь лбом, карябая руки, а жрец все толкает меня резче и резче, похрустывая костяшками пальцев.
Наконец, мы оказываемся в помещении, из щелей которого тянет холодом и сыростью. Бама разрешает снять повязку. Это подвал, по углам которого закреплены догорающие масляные лампы на проржавевших подставках. Чонга, брошенный на пол, лежит недвижим. Бама не спеша подходит к нише, где в ряд выстроены стеклянные и глиняные емкости: различающиеся по габаритам колбы, сосуды, банки и прочие вместилища жидкостей; ни на одном из них я не вижу надписей. Сердце мое бьется в надежде, когда он берет оттуда миниатюрных размеров пузырек, заполненный веществом оранжевого цвета.
«Твоего сына укусила не обычная змея, а мутант, и, боюсь, мутант особенный. И не Цитадель, а духи леса приложили к этому руку. Поэтому обычные противоядия не подействовали. Я дам то, которое поможет».
Жрец говорит, не оборачиваясь. И я снова теряю контроль, думая о лежащем на полу Чонге, о времени, которое для него на исходе, и невыносимо медлительных движениях жреца. Бама поворачивает ко мне свое узкое скуластое лицо, намереваясь продолжить речь, но не успевает открыть рот, как я бросаюсь к нему и вырываю из его рук пузырек со спасительным снадобьем, быстро отдергиваю крышку, кидаюсь на пол, склоняясь перед Чонгой.
«Нет! – что есть сил кричит жрец. Застигнутый врасплох неожиданным нападением, он захлебывается в собственном крике: – Это убьет его! Это не для него!»
Запах, вырвавшийся наружу из-под приоткрытой крышки пузырька, кажется смутно знакомым, и это почему-то останавливает меня скорее, нежели истошные вопли жреца. Только теперь вместе с кисловатым дурманом эссенции до разума долетают слова: «Это не для него».
«А для кого?» – вопрошаю я, все еще сжимая в дрожащих руках пузырек с оранжевой жидкостью. Из-под отпертой крышки едва заметно сочится дымок.
«Снадобье для тебя! – выдыхая, отвечает жрец. – Исполни свою часть сделки – выпей его! Это приказ Королевы! И сразу получишь противоядие для сына».
Понимание так и не приходит. Но я знаю одно: Королева получит все что хочет, даже если этим даром станет моя собственная жизнь.
Не раздумывая, я залпом выпиваю содержимое пузырька. Горло обдает огнем, со следующим вдохом железными тисками сдавливает грудь, мои легкие словно готовы разорваться на части. Но все же мне удается вдохнуть и выдохнуть воздух, заполняя помещение парами того же смутно знакомого запаха.
Бама с интересом наблюдает, затем протягивает мне глиняную бутылочку со словами:
«Возьми противоядие. Половину дай сыну сейчас, другую половину – через сутки».
Я тут же вливаю Чонге сквозь онемевшие губы вязкую липкую жидкость и закупориваю бутылку.
Думая о спасении сына, я и не подозревал, что, согласившись на сделку, в обмен на жизнь Чонги продал