Гришка кинулся к ближайшему укрытию – мимо пустующих скамеек, по развалинам «сардельки». Слыша, как громко и часто – слишком часто и панически громко! – хрустит снег.
Нырнув за горку, он прижался спиной к ведущей наверх, в «башню», лесенке и затаил дыхание. Преследователя Гришка не слышал, зато в ушах и груди стучало так, словно целый оркестр барабанщиков концерт закатил.
Будь Гришка чуть старше, он бы сейчас мог задуматься о том, как вообще такое возможно, чтобы снеговики гонялись за детьми. Но ему было всего восемь, и в его маленьком мире чудовища могли таиться в пыли под кроватью или за одеждой в стенном шкафу. Порой чудовища даже захаживали в гости к мамке, чтобы показывать ей свои мерзкие «штукенции».
И, да, громадные снеговики-убийцы тоже были частью этого мира.
Но вечно прятаться от чудищ нельзя – это Гришка в свои годы уже понимал. Если слишком долго лежать, боясь заглянуть под кровать, – можно надуть в постель и получить нагоняй. И потом, он ведь маленький и юркий, а снеговик, конечно, большой, но не такой, как папа Максима или другие взрослые… Скорее такой же, как дядя Ашот – толстый, неповоротливый, только без синих татуировок и без волос.
Ну, потому, что снеговик вообще не человек.
И самое главное – не дать ему подкрасться незамеченным.
Гришка осторожно выглянул из своего укрытия. Сначала с одной, потом с другой стороны от лесенки. Пусто. Снежное чудище не стояло на прежнем месте, но не видно его было и где-то еще.
А если оно ПОД горкой?..
Еще медленнее Гришка нагнулся, чтобы посмотреть в сгустившуюся за лестничной решеткой тьму.
Никого!
Выдохнув, он обернулся – и получил холодный мокрый снежок прямо в лицо. Снег набился в нос, попал в глаза, ослепил. Гришку охватила паника – шарахнувшись, он наугад потянулся руками к лесенке, ухватился за одну перекладину, другую и быстро вскарабкался наверх, в деревянную башню на вершине.
Здесь, прижавшись к тощей дощатой стенке, мальчик захныкал, утирая глаза единственной оставшейся у него варежкой:
– Я больше так не буду, не буду, не буду, небуду-небуду-небуду…
Теперь Гришка плакал не от смущения или обиды. Теперь он плакал от страха. Ему представлялось, что через секунду безумное снежное лицо появится в проеме входа и колкие ветки, прошив ткань куртки и старого свитера, вонзятся ему в самое сердце. Единственное, что удерживало Гришку от прыжка в другую сторону, на скат с горки, – понимание, что НА САМОМ ДЕЛЕ снеговик вполне может поджидать его как раз там, внизу.
Немного успокоившись, Гришка подумал, что, видимо, белому великану сложно забраться вслед за ним – ног-то у него нет, никто не догадался вылепить.
В таком случае здесь, в башенке, Гришка находился в безопасности.
Он прекратил хныкать и прислушался.
Внизу, где-то у подножия горки, хрустел снег. Где конкретно – Гришка определить не мог. Звук становился то громче, то тише, словно кто-то бродил вокруг укрытия.
– Замерз небось, Григорий, – раздался снаружи