не один.
Кто-то проявил себя не так уж скоро. Прошел, пожалуй, месяц с той ночи «мочала». Я готовил ужин – бобы в томатном соусе, макароны-спиральки, зелень, галетное печенье – как над плитой, в газовых трубах, раздался то ли писк, то ли свист. Звук нарастал, что, разумеется, не могло быть обыкновенным галдежом старых труб. Затем звук оформился в нечто связное: было похоже на бесконечный поток слов трехлетнего ребенка, задающего вопрос за вопросом.
Я сел на табурет, прислушался. Поток слов нарастал, и пароходным гудком – с такой же интенсивностью и громкостью – в мою кухню ворвался мужской голос.
Кто-то родился в четырнадцатом веке. Кто-то совсем не помнил своего имени. Кто-то был провидцем.
Мы общались с ним каждый вечер, во время ужина. Кто-то удобно располагался над плитой, там, где соединялись газовые трубы, и рассказывал мне о себе. Обо мне, как ни странно, Кто-то совсем не спрашивал.
Кто-то плохо помнил свои предыдущие жизни.
Осколками в его памяти осталась пожирающая Европу чума. Помнил себя поваром многочисленной армии под руководством пухлого истеричного человека. Помнил поля сражений, на которых пахло порохом и смесью вина с кровью. Помнил себя рабочим в группе людей, с вилами и лопатами бросавшихся на вооруженных солдат. А за спинами солдат возвышался то ли дворец, то ли просто большой дом.
Линейная отчетливая память Кто-то началась в тридцать три года последнего его физического существования.
Кто-то разлепил веки, а перед ним, на хромированном столе, распростерлось тело подростка, сплошь усыпанное рублеными ранами. И Кто-то знал что делает. Он равномерными отточенными движениями правой кисти вскрывал брюшные полости. Исключительно быстро проводил аутопсии9. Умело шил холодную мертвую плоть. Рабочее место Кто-то располагалось в небольшом помещении, где мерно гудели лампы дневного света, а плитка пола настаивала на стерильности. В этом помещении Кто-то провел четыре года, пока, в один момент, не отложил инструмент в сторону, снял халат и вышел на улицу.
Кто-то, стоя у стола и проводя вскрытия, все эти годы размышлял над тем, кто он есть. И внезапно, с какой-то умопомрачительной скоростью в его сознание инсталлировалось понимание. Кто-то теперь знал кто он, а именно – Провидец. Ему стали доступны глубины собственного сознания, ему открылась филогенетическая память, память поколений. Кто-то ощущал спираль времени, ее движение. Он видел, как спираль времени делает витки, собирая на витках зазубрины, образуя Единый Марш. Кто-то сказал мне, что я – вне памяти Ананке10. Я спросил, быть может мой запах – это побочный эффект моего отсутствия в памяти Ананке? «Нет, – ответил Кто-то, – это не более чем гипергидроз, технические огрехи организма».
Последняя моя беседа с Кто-то прошла теплым вечером. Его голос был едва слышен. Кто-то все больше изъяснялся несуразицами. Последние слова