ночью женщина, глядя в иллюминатор, тихо шептала: "Будь ты проклят, чертов Город … ты убиваешь людей и калечишь души, ты – убогий, страшный и странный монстр … никогда! никогда больше я не хочу прикоснуться к твоей ядовитой земле…".
( И слово свое Маргарита сдержала. Это был ее последний визит в Рабочий Город.)
Из аэропорта Маргарита позвонила Аде и попросила приятельницу немедленно, прямо сейчас, приехать домой.
Ее душа разрывалась от обиды, а голова от мешанины мыслей, ей нужно было выговориться, с кем-то поделиться, и Ада, живущая рядом, вхожая в дом, посвященная во многие домашние секреты, подходила как нельзя лучше на роль слушателя и советчицы.
Если с ролью слушателя Ада справилась превосходно, кивала головой, где нужно, поддакивала, когда рассказ Маргариты предполагал именно такую реакцию, округляла глаза, удивляясь сказанному, то вот советчица из нее была "неправильная" … Ада давала совсем не те советы, на которые так рассчитывала подруга.
***
Многие, начитавшись рассказов Бабеля, насмотревшись разнообразных фильмов, наслушавшись веселых анекдотов, представляют себе еврейку эдакой крикливой, беспардонной бабенкой, в замызганном халате и рваных шлёпанцах на босу ногу. Такое описание не соответствует действительности в большинстве случаев.
Ада, единственная из большой еврейской семьи, выжила в Варшавском гетто. Ее родители умерли от голода еще в первые годы оккупации, братья и сестры сгинули в Треблинке.
Однажды ночью двенадцатилетнюю Аду вывезли в восточный район Варшавы, где поселили в семье поляков.
Долгих два года, до самого освобождения города, Ада жила, не выходя на улицу ни на минуту, помогая приютившей ее семье по хозяйству, присматривая за детьми, ежесекундно готовая, в случае опасности, юркнуть в спасительный подвал. Может быть, именно эти страшные годы, годы становления личности и воспитания характера, и сделали Аду молчаливой и достаточно скрытной.
Из подвала, в холодный январский день, девочку вытащил ее будущий муж, принимавший участие в боях по освобождению Варшавы.
До конца войны Ада жила в той же семье в Варшаве, а в начале июня за ней приехал Додий и увез четырнадцатилетнюю красавицу еврейку в Город у Моря.
***
Ада слушала рассказ подруги и никак не могла понять, почему та не просто обижена или разочарована решением Регины остаться с матерью, а воспринимает поступок внучки чуть ли не как личное оскорбление:
– Подожди немного, – говорила Ада: – Пройдет несколько месяцев, Анна справится с болью от утраты сына, может снова забеременеет, и Регина приедет.
– Может она и захочет приехать, только я уже не захочу ее звать! Вот правильно говорят умные люди: всегда доверяй первому впечатлению! Как не легло у меня к ней сердце с первого взгляда, так и жила в постоянном ожидании какой-то пакости от этой дикарки!
– Маргарита! Да что ты такое говоришь? Она же ребенок совсем, да и о семье, в которой девочка растет, ты сама же такие нелицеприятные подробности рассказывала!
– Знаешь, Ада, мне вот сейчас в голову пришла мысль,