третья
Какой нормальный взрослый мужик признается себе, а тем более кому-то еще, что он боится тринадцатилетнюю соплячку? Да никакой!
… Толик не мог объяснить самому себе, почему неохотно встречается глазами с падчерицей, почему не хочет оставаться с ней наедине. Почему ее не пугают его угрозы, почему не удается "усмирить" несносную ссыкуху.
Мало-помалу его жизнь обрела новый смысл: изыскать-таки способ, который позволит унизить, раздавить, "согнуть в бараний рог" падчерицу.
Не желая злить Анну и делать жену своим врагом, стараясь наоборот проявить притворную заботу о девочке, Толик испробовал все доступные средства. Избивать Регину он и не пытался, чувствуя, что это не возымеет никакого действия, но все способы психологического давления, доступные его уму, были опробованы.
Для начала он пошел в школу, где начал рассказывать о том, как плохо ведет девочка себя дома, как грубит и хамит, заботящемуся о ее благе папочке, что однажды даже подняла на «любящего отца» руку, и что вся надежда на мудрых педагогов, которые научат ее уму-разуму.
К счастью Регины, она была в школе на хорошем счету, да и Толик, признавшись в том, что не может поладить с падчерицей, добился лишь того, что выставил себя на посмешище. А потому жалобы изрядно попахивающего перегаром мужиченки, выслушали, покивали головой, не желая спорить, и пообещали поговорить с девочкой. Регина, молча, выслушала учителей и, придя домой, обо всем рассказала матери.
Вечером Анна устроила мужу взбучку, объяснив, что он только опозорил себя в глазах учителей и соседей и что все уже завтра будут над ним смеяться, из-за того, что взрослый мужик не может справиться с малолеткой.
Так и не поняв неверность выбранной тактики, Толик решился на еще одну попытку.
Выпив пару бутылок с участковым, поплакав у него на груди, облив грязью весь женский пол без исключений, придя к выводу, что "все бабы твари", и заручившись обещанием такого же пропойцы, как и он сам, только облеченного крохотной властишкой, заслать несносную девчонку, которая грозилась его убить, в колонию для несовершеннолетних преступников, довольный Толик пришел домой.
– Готовься! – сказал Регине: – Завтра с утра в милицию отведу, там тебя и повяжут и в колонию отправят! Будешь знать, как мне угрожать!
Регина спокойно отнеслась к словам отчима, можно было бы даже сказать, что ее позабавила ярость, с которой отчим пытался выжить ее из дома.
Наутро, уже проспавшись, Толик вроде как и понял, что перегнул палку и вроде как перехотел вести падчерицу в милицию, но на стуле у двери уже сидела Регина. Она еще с вечера, дождавшись, пока отчим заснет, отыскала в сарае замызганную фуфайку с прорехами, из которых торчали куски ваты, стоптанные кирзовые сапоги на несколько размеров больше, побитый молью шерстяной платок и утром обрядилась в найденные раритеты.
– Вставай! Пора в колонию идти, а то скоро мать с работы вернется, не хочу ее расстраивать.
Толик, недовольно кряхтя и, потирая разболевшуюся после вчерашнего голову, оделся и поплелся