захихикал:
– Маменька, постой, постой – разговорец-от пустой…
А когда уже шли домой, он на всю улицу припевал:
А нарядилась, хоть куда,
Наталья, наша модница.
Только ведь одна беда —
И она колхозница!..
И грудь в крестах, и голова в кустах
Никто не знал – что, как и почему? Даже Аннушка с Витей толком не знали. Только в один день председатель Иван оделся в солдатскую форму и на гимнастерку одну к одной повесил награды и орден Славы отдельно. Сам запряг Орлика и укатил в район. Возвратился утром следующего дня. Да не один – с инструктором из райкома. В тот же день он сдал колхозные дела опять же временно бригадирше. Бабы гуськом так и потянулись к Правлению, каждая выплакивала общую заботу:
– Иван, да ты что удумал – не дал и оклематься…
Иван Петров или молча отмахивался, или со вздохом гудел:
– Эва, бабы, не своя воля…
Ясно было – мужика отстранили. Большинство колхозниц полагали, что за потраву семенной пшеницы.
– И что, голова, мы, чай, и еще бы по кулю картошки прибавили для откупа, – рассуждали они.
Какая-то часть были убеждены, что – за отца Николая. Иван и не пенял батюшке, а коли брать приехали, Витюшку подослал оповестить, а сам попридержал этих…
А некоторые думали, что за агитпункт.
Мы сочли, что это все за Витю – поспорил с Натальей Николаевной: и вот! Но так думали, наверное, только трое.
Вскоре Витя сообщил нам:
– Тятенька «лошадку» и струмент готовит: то ли в подряд, то ли куда собирается.
Но и здесь достоверного ничего не было. Достоверно лишь одно: Иван Петров работать в колхозе не хочет.
Минула неделя. И в новый понедельник Иван Петров в солдатских сапогах и в бушлате под ремень с большим баулом в руке ходко ушел по дороге в район. Возвратился в субботу вечером без баула. А в понедельник до света вновь ушел.
Так и началась новая жизнь солдата Ивана Петрова.
Квёлые
Как-то незаметно, исподволь, с приходом весны друзья мои становились все более вялые и как будто тоскующие или грустные. Федя чаще ворчал и жаловался на головную боль, Симка отказывался от улицы после школы – и реже стали слышны его припевки, а Витя хмурился и молчал; и только мне как будто жилось припеваючи, хотя и скучновато.
Заметил я, что и взрослые, ближайшие соседи, как будто нахмурились. Когда же я спросил у мамы, почему такое? – она прерывисто вздохнула и ответила:
– Квелые люди, сил в организмах мало… Вот если бы у нас не было молочных продуктов и хлеба, мы к весне тоже поплыли бы. Или забыл, как во время войны: весна – и голова кружится, качает, весна – и тошнит.
Нет, этого я не забыл! Но ведь во время войны, нередко случалось, у нас кроме пайкового хлеба ничего другого не было. А у них овощей досыта! И какой-никакой хлеб… И вновь я спрашивал: ведь это так?
– А ты попробуй, какой они хлеб едят – трава да картошка. И жиров очень мало – слабость в человеке не сразу, она копится. Не