твердо и только в суставах ноги, казалось, не гнулись. Когда впервые по весне Витя тянул коняг под небо, они моргали на свет и дрожащими губами норовили прихватить Витину шапку. Когда же их костлявые хребты и бока окатило весенним солнцем, коняги замерли, опустили головы и лишь изредка вздрагивали. Запрягать в работу таких лошадей нельзя – прежде напоить воздухом и подкормить. А кормить-то и нечем. Коняги еле дотягивались до земли и прищипывали губами летошнюю жухлую отаву. В то же время председатель Семен II выбил где-то кормового овса – положили по килограмму на день. Мала торбочка, а и то поддержка. На припеках вскоре и травка полезла – и уже через неделю запоматывали коняги головами. А еще через неделю встречали Витю тоскливым ржаньем. Теперь же, когда и трава по обочинам дорог щетинилась, коняги тянули за дорогу – там гулял ветер.
Бабы
Понятно, они не сговаривались, но какая-то общая боль или уныние вели их к общему порогу. Еще и не завечереет, еще дневные заботы не завершатся, а бабы все текут и текут. И сумерничали – вели разговоры, понятные не только им, но и нам, угревшимся на печи. Бывали бабы как будто чем-то возбуждены, чем-то роковым и безнадежным. И голоса-то у всех у них разные – одна будто вскрикивала, другая каждое слово сопровождала вздохом, третья будто шелестела губами, а одна из баб точно гвозди вколачивала каждым своим словом. Иногда разговор напоминал бестолковый базар, начинали в несколько голосов одновременно, – и в то же время это был единый голос, услышать и воспринять который можно было не ушами, а сердцем.
– Да черт ли это за жизнь! Мужиков поубивали, а нам на морды уздечки накинули – задарма и пашем…
– А коли взлягнешь, так и под суд – затрепыхаешься, как белорыбица на суху.
– А не байте… впору хочь и руки на себя наложить.
– А детей, что ли, по миру пускать. Так-то на картошке да переможимся, авось подымем.
– Коли им задницы жгало, так и колхозы калякали распустить, а война кончилась – и посапывают в две дырки, трудоднями кормят.
– А ты полно-ка: распусти колхоз, дай тебе земли – кто хозяйствовать станет? Не былые времена, это тогда в каждом дворе по два-три мужика. Теперича нету – Армагедон!
– И что делать, что делать…
– Дак в омут рыбкой – что делать?!
– Ныне вон два Семена – и однова пугают.
– Ну, бабы, и страшен…
– Пожалеть можно… все они с ушибом – толмачи партийные.
– Поставь кипяточку, чтой-то внутрях все отвердело… А ты, Катя, что молчишь? Или и сказать нечего?
– Что говорить? В ступе воду толочь. Сломились люди – уже и руки на себя накладывать готовы. А что за такое-то дело и не отпевают – не помнят.
– А у нас и всяко без отпевания…
– Не греши – с опозданием, но всех отпевали. А ино и не получалось.
– Такую-то жизнь и отпевать неча – и не нужна такая жизнь.
– Какая?
– Да такая наша жизнь и не нужна: тянем, тянем – ни света, ни радости… Сами подневольные и детей растим такими. Без слез и погребут.
– Голод,