на бок, лицом к окну. Вчера ночью она оставила его приоткрытым, и теперь, с первыми бледными лучами солнца, в комнату проникал утренний воздух: свежий запах зеленой травы с оттенком сена и навоза из конюшни, сладость цветущих яблонь из ближнего сада. Кто-то неподалеку смеялся, легко и радостно. Возможно, Абигайль, которая идет доить коз. Все это так несправедливо! Леди Пемброк, как всем известно, меняет любовников каждый квартал и даже котенка ни разу не родила. Собственный муж Лилибет, лорд Сомертон, переспал с каждой шлюхой Лондона, и ни одна из этих несчастных ни разу не омрачила внушительного порога на Белгрейв-сквер своим появлением с бастардом на руках. А Лилибет согрешила только один раз. Один-единственный опрометчивый украденный миг, мгновение помешательства, ни разу не повторившееся.
Она резко поднялась с постели и подошла к комоду. Над ним висело прикрепленное к стене зеркало в темной раме, местами покоробленное, с серебряным покрытием, от времени пошедшим пятнами. На нее уставилось ее отражение, искаженное, призрачное в этом бледном утреннем свете, с широко распахнутыми голубыми глазами.
Почему она так удивляется? В конце концов, Филипп родился ровно через девять месяцев после первой брачной ночи, к вящей гордости Сомертона и облегчению его родителей. Когда месяц назад она стояла в конюшне, застегивая пальто и слыша, как панически колотится в ушах сердце, то чувствовала теплую струйку семени Роланда, стекавшую по ноге, как маленькая змейка: осязаемое доказательство плотского греха.
Лилибет взяла кувшин с водой, налила в щербатый бело-синий таз для умывания и трясущимися руками поплескала в лицо, на шею. Холодная вода каплями стекала за высокий ворот ночной рубашки, по ложбинке между грудями и высыхала где-то на теплой коже живота.
Неужели она думала, что сможет скрывать свое прегрешение вечно? В самом деле верила, что если преступление не повторится – если она больше не ляжет (блаженно, греховно) с лордом Роландом Пенхэллоу ни наяву, ни в мыслях, – то получится, будто ничего и не случилось?
В дверь негромко постучали.
Лилибет резко повернулась.
– Кто… – начала она и тут же поняла, что едва слышно, по-утреннему пищит. Она откашлялась, прочищая горло, и сделала еще одну попытку: – Кто там?
– Всего лишь я, – послышался голос Абигайль, и через мгновение появилась сама Абигайль, одетая в желтое домотканое платье и пахнущая козами.
– Ты уже закончила дойку? – спросила Лилибет.
– Сегодня мои козы вели себя очень благосклонно. Такой чудесный день! Почему ты до сих пор не одета?
– От лени, наверное. – «Или из-за чертовой, дважды проклятой беременности, перевернувшей все мои планы и угрожающей надежде удержать при себе Филиппа». – Выбери что-нибудь для меня, ладно?
Абигайль испустила тяжелый вздох и подошла к платяному шкафу.
– Выбирать-то не из чего. Почему ты взяла так мало одежды?
– Очень спешила. Да и какая разница, в чем я хожу?
– Хмм. – Абигайль распахнула дверцу шкафа и с очень