одеждах, причем, как правило, этот человек стоит впереди и его одежда лучше всего видна. Примеров этому можно во множестве найти во всех рассматриваемых лицевых рукописях (илл. 26а, 26б, 26в).
Из сказанного следует, что в большинстве миниатюр красный цвет является цветовым знаком мирского, вторгшегося в аскетическую (в том числе – и в цветовом отношении) монастырскую жизнь. В связи с этим представляются важными следующие наблюдения А. А. Амосова над миниатюрами Лицевого летописного свода: «Из всей зоны спектра в качестве этикетно-символических выступают главным образом синий и красный. При этом синий имеет более заметный символический оттенок (практически исключительно в синем круге на миниатюрах помещаются изображения Божества…), обозначая группу сакральных идей и понятий; красный же более проявляет оттенок этикетный, сопутствующий делам земных владык и не распространяющийся (в данном проявлении) на дела небесные».[98] В наших миниатюрах оттенки синего цвета тоже присутствуют в изображениях сегмента неба, из которого исходят лучи, символизирующие Божественную благодать, или в котором изображены Иисус Христос, благословляющая десница Господня, ангелы и святые. Однако сегмент неба далеко не всегда писался синим цветом (илл. 27а), он мог быть также охристого (илл. 27б) или зеленого (илл. 27в) цветов. Красный же, как уже отмечалось, чаще всего являлся цветовым сигналом именно мирского начала: это знак и мирской иерархии власти, и земной радости об исцелении больного, и, наконец, просто мирских людей, пришедших в монастырь.
Поэтому и в иллюстрируемых житийных текстах красный цвет (или «киноварь», как он обозначался в иконописных подлинниках) не упоминается, ведь в них речь идет прежде всего о преподобных – иноках, отвергнувших все мирское и устремившихся к горнему. Единственное употребление агиографом слова «красный», и то в значении «красивый», нам встретилось в Житии Сергия Радонежского, который «…обретоша место красно зело…» (Троиц. сп., л. 199 об.) для основания Кержачского монастыря. Отметим, что эти слова, говорящие о красоте природы, относятся именно к земной красоте.
Цветовым сигналом, символизирующим красоту и величие горнего мира, безусловно, является цвет. Как писал о нем князь Е. Трубецкой, «…изо всех цветов один только золотой… обозначает центр Божественной жизни, а все прочие – ее окружение»[99]; в иконописи золото используется «именно там, где иконописцу нужно противопоставить друг другу два мира, оттолкнуть запредельное от здешнего»[100].
В древнерусской книжной миниатюре художники тоже использовали золото, причем главным образом при написании выходной миниатюры, которая является иконой святого и одновременно – изобразительным заглавием жития. Золотым делали фон, нимб, иногда – складки одежды. Золото присутствовало и во всех последующих миниатюрах, при этом иллюстраторы преимущественно писали золотом только нимбы (илл. 28а), купола и кресты церквей – то, что