.

улыбнулся воспоминаниям. Этот «поролоновый» Сергей Борисович ни черта не понимает. Крокосфинкса Евсея Гавриловича Василий нашел в старом заброшенном канализационном коллекторе, лысым, сморщенным и слепым. Пригрел на груди, выкормил из пипетки. Вот только все это существовало лишь в больном воображении ребенка, потерявшего мать. А то, что возникло в результате взрыва, переняло облик и повадки Евсея Гавриловича. Зачем? Да кто ж его знает.

      ***

      Противники контроллера называли себя «Сопротивлением», но были обычными неудачниками. Маргиналами. Поначалу они еще как-то держались, притворялись «поролоновыми», но потом, с введением обязательной регистрации, одних отловили, другие пришли сами. Система не оставила выбора. Хочешь жить в безопасном районе? Прими контроллер. Хорошую работу? Прими контроллер. Образование? Прими контроллер. Квалифицированную медицинскую помощь? Прими контроллер. Хочешь быть частью общества? Прими контроллер. Хочешь быть? Прими.

      ***

      – Нам с тобой предстоит дело. Трудное и почти безнадежное. Но великое. Скоро мир, каким ты его знаешь, наебнется. Демон с тысячей лиц открыл охоту.

      Со стороны выглядело, будто я лежал на больничной койке и незрячими глазами таращился в потолок. На деле мы с Евсеем Гавриловичем мутили «Сопротивление». Сидели в коллекторе, такие заговорщики. Тогда это казалось мне веселой игрой.

      – У нас есть лет десять в запасе, братка, – говорил Евсей Гаврилович, – Надо их где-то пережить.

      Между реальностью и фантазией пролегает тонкая, словно кошачий ус, нейтральная полоса. Там мы и обосновались.

      Позже к нам присоединились другие. Те, которых вы зовете « недобровольными». У всех одно и то же. Одиночество. Мы были вроде клуба по интересам. Реальную жизнь захватывали «поролоновые». Все становилось таким… таким…

      – Правильным, – подсказал Сергей Борисович.

      – Некрасивым, – Василий взглянул на него с жалостью. – Бесчувственным. Люди перестали творить.

      – Если вы об искусстве, то человечество уже столько всего создало, написало и нарисовало, что ничего нового не нужно. В музыке всего семь нот, вдумайтесь. Комбинации ограничены. То же и с буквами и с красками и с сюжетами.

      – Именно так «поролоновые» говорили своим детям, друзьям, близким. И советовали заняться настоящим нужным делом.

      – Разве они не правы? – спросил Сергей Борисович, – Положа руку на сердце, ваше чувствительное сердце, скажите, разве не стало лучше? Что вам не нравится?

      ***

      – Разве не стало лучше?

      Этот вопрос Сергей Борисович задавал много раз и всегда получал одинаковый ответ.

      Да, стало. Но что-то важное исчезло. Что именно? Вам, «поролоновым», не понять. У вас чувств нет.

      Сергея Борисовича это слегка задевало. У «поролоновых» были чувства. Тысячи оттенков спокойствия.

      ***

      – Жестокость, – сказал Василий. – Вы,» поролоновые», жестокие очень. Спокойные,