Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда (сборник). Виктор Пелевин

открыть свои древние лица.

      Сначала «Книга перемен» пожелала разъяснить Степе число «29». Когда он принес очередную гексаграмму в ГКЧП, Простислав покачал головой и надолго замолчал.

      – Дело-то серьезное? – спросил он наконец.

      – А что? – переспросил Степа.

      – Да то, – скрипуче ответил Простислав, – что хуже ентого самого только она же сама, родимая, и есть. Номер двадцать девять – «Повторная опасность».

      С трудом выцеживая смысл из его слов, Степа выяснил следующее: номер «29» был символом удвоенной опасности – пропастью внутри пропасти. Смысл этой ситуации отлично выражала поговорка «Лиха беда – начало». Внутри одной проблемы была скрыта другая, за ужасом таился ужас, и, кроме скудного тюремного рациона, ожидать было нечего. Гексаграмма была симметричной и изображала как бы два клыка в зияющей пасти – они были обозначены двумя сильными линиями среди четырех слабых. Увернуться было невозможно, и оставалось только ждать, питаясь слабой надеждой, что судьба подбросит веревку, по которой удастся выбраться из бездны. Две слабые черты в центре напоминали поток, текущий между Сциллой и Харибдой, – можно было проскочить, а можно было и не успеть. Словом, если бы кто-нибудь попросил Степу изложить все мрачные ассоциации, которые после известного опыта вызывало у него число «29», вышло бы очень похоже.

      Гексаграмма за номером «43», которая появилась через несколько дней после этого, называлась «Прорыв». Простислав охарактеризовал ее коротко:

      – Фильтруйте базарчик!

      Степа понял четко: сорок третья позиция подразумевала, что надо помалкивать. А если уж человек открывал рот, говорить ему следовало строго по делу, не отвлекаясь на риторические фигуры, за которые можно было ответить. Все остальное, о чем толковал Простислав, – дождь, под который попадает одинокий путник, ночное применение оружия и так далее – было таинственным и напоминало волшебную китайскую сказку о бесах и студентах. Степа все брал на заметку, но ничего не понимал, пока не услышал сжатого объяснения всей гексаграммы.

      – Короче, так. Здесь у нас пять сильных линий снизу и одна слабенькая сверху. То есть снизу как бы сильно пучит и распирает, а сверху уже начинает от такой силищи понемногу и расступаться. В общем, типичный перитонит от бараньего супчика со шпинатом. Прорыв, одним словом.

      Этот образ показался Степе очень доходчивым – слово «перитонит» вполне соответствовало тому, что он ожидал услышать про этот номер.