работ.
Поэтому смерть товарища не отменила намерениям мужиков уехать и, на следующий день после обнаружения тела, поникшие и упавшие духом, но трое путников покинули деревню.
Путь предстоял долгий: около двух суток до пристани, после – несколько часов плыть по реке до деревни, стоявшей на другой стороне берега, оттуда – полдня до большого города на оплаченной повозке.
До пристани, служившей отправной точкой к большому городу, мужиков доставлял на лошадиной повозке дед Прохорович. Проводив путников, старик сразу ехал обратно в деревню, а в назначенную дату возвращался и встречал их. Дед был одинок и не представлял интереса для большинства жителей, если бы не заботы семей о своих отцах и мужьях. По давней традиции, после возвращения старика, они приходили к его избе и интересовались деталями дороги и состоянием своих близких. А Евсей Миронович был и не против лишний раз поговорить с односельчанами.
***
Горе по другу будто навесило замки на рты Аксёнова и Размутова. Уже несколько часов они молча смотрели вслед уходящей дорожной колеи, а тем временем воодушевленный дорогой Егорка Крилов расспрашивал старого Прохоровича о деталях пути и прошлых поездках.
– Вот на протяжении последних пяти лет, не доезжая до пристани, можно было всегда остановиться у местного лесника, – воодушевленно рассказывал старик. – Да и отшельником он был больше. Лесником это уж мы его прозвали. С внучкой своей молоденькой жил.
– А сейчас с этим лесником что? – с горящим взглядом спросил Егорка.
Прохорович задумчиво скрутил двумя пальцами кончик своей соломенной бороды и ответил:
– Черт его знает. В прошлом году заехали, а никого и не оказалось. Дом пустовал, вещи разбросаны, где-то из половиц уже трава пробивается, куча пыли и ни души. Удивились мы этому, а искать то где? Побродили, покричали в окрестностях, да и поняли, что дело напрасное. Когда весной снова поехали, то ничего не поменялось. Лишь мох под потолком пробился. Вот и думай теперь, куда пропали дед с внучкой.
– Так зверьё дикое сожрало может быть? – залюбопытствовал юноша, почесав кудрявую капну волос.
– Может и так, но дед был не из простых, – глаза Евсей Мироновича блеснули озорством. – Помнится мне, остановились мы у него и как-то ночью вышел я выкурить махорочки, а с неба ещё льет как из ведра. Спичкой щёлкаю, поднимаю взгляд и в свете молнии вижу, как в лесной чаще, дед стоит среди волков, лис, медведей и прочей местной твари и что-то им объясняет, руками машет!
Глаза Крилова стали размером с колеса скрипящей повозки. Оглянувшись на Аксёнова и Размутова, мрачно блуждавших в своих раздумьях, парень тихо спросил:
– Дальше то что?
– А что дальше то? – громко переспросил Прохорович. – Мне любопытно стало. Начал аккуратно подкрадываться и не заметил чёртову ветку, брошенную наглым ветром под ноги. Ну и наступил. Все звери на треск обернулись, да как давай рычать. А лесник согнулся пополам, руки поджал под себя и закряхтел. И тут вижу, что горб на спине