Антон Чехов

Чайка. Три сестры. Дядя Ваня. Вишневый сад


Скачать книгу

рыбу удит.

      Аркадина. Как ему не надоест! (Хочет продолжать читать.)

      Нина. Это вы что?

      Аркадина. Мопассан, «На воде», милочка. (Читает несколько строк про себя.) Ну, дальше неинтересно и неверно. (Закрывает книгу.) Непокойна у меня душа. Скажите, что с моим сыном? Отчего он так скучен и суров? Он целые дни проводит на озере, и я его почти совсем не вижу.

      Маша. У него нехорошо на душе. (Нине, робко.) Прошу вас, прочтите из его пьесы!

      Нина(пожав плечами). Вы хотите? Это так неинтересно!

      Маша(сдерживая восторг). Когда он сам читает что-нибудь, то глаза у него горят и лицо становится бледным. У него прекрасный, печальный голос, а манеры как у поэта.

      Слышно, как храпит Сорин.

      Дорн. Спокойной ночи!

      Аркадина. Петруша!

      Сорин. А?

      Аркадина. Ты спишь?

      Сорин. Нисколько.

      Пауза.

      Аркадина. Ты не лечишься, а это нехорошо, брат.

      Сорин. Я рад бы лечиться, да вот доктор не хочет.

      Дорн. Лечиться в шестьдесят лет!

      Сорин. И в шестьдесят лет жить хочется.

      Дорн(досадливо). Э! Ну, принимайте валериановые капли.

      Аркадина. Мне кажется, ему хорошо бы поехать куда-нибудь на воды.

      Дорн. Что ж? Можно поехать. Можно и не поехать.

      Аркадина. Вот и пойми.

      Дорн. И понимать нечего. Все ясно.

      Пауза.

      Медведенко. Петру Николаевичу следовало бы бросить курить.

      Сорин. Пустяки.

      Дорн. Нет, не пустяки. Вино и табак обезличивают. После сигары или рюмки водки вы уже не Петр Николаевич, а Петр Николаевич плюс еще кто-то; у вас расплывается ваше я, и вы уже относитесь к самому себе, как к третьему лицу – он.

      Сорин(смеется). Вам хорошо рассуждать. Вы пожили на своем веку, а я? Я прослужил по судебному ведомству двадцать восемь лет, но еще не жил, ничего не испытал, в конце концов, и, понятная вещь, жить мне очень хочется. Вы сыты и равнодушны и потому имеете наклонность к философии, я же хочу жить и потому пью за обедом херес и курю сигары, и все. Вот и все.

      Дорн. Надо относиться к жизни серьезно, а лечиться в шестьдесят лет, жалеть, что в молодости мало наслаждался, это, извините, легкомыслие.

      Маша(встает). Завтракать пора, должно быть. (Идет ленивою, вялою походкой.) Ногу отсидела… (Уходит.)

      Дорн. Пойдет и перед завтраком две рюмочки пропустит.

      Сорин. Личного счастья нет у бедняжки.

      Дорн. Пустое, ваше превосходительство.

      Сорин. Вы рассуждаете, как сытый человек.

      Аркадина. Ах, что может быть скучнее этой вот милой деревенской скуки! Жарко, тихо, никто ничего не делает, все философствуют… Хорошо с вами, друзья, приятно вас слушать, но… сидеть у себя в номере и учить роль – куда лучше!

      Нина(восторженно). Хорошо! Я понимаю вас.

      Сорин. Конечно, в городе лучше. Сидишь в своем кабинете, лакей никого не впускает без доклада,