выражение лица.
– Я думала, вы уже умерли, – сказала она. – Я не знала, что вы живы. Если бы знала, я бы никогда не… я бы уже давно навестила вас.
Хольгер кивнул.
– Простите меня.
Он снова кивнул и улыбнулся, но улыбка вышла кривая, губы перекосились.
– Вы были в коме, и врачи сказали, что вы, наверное, умрете. Они думали, что жить вам не больше суток, и я тогда ушла. Мне так жаль. Простите.
Он поднял руку и положил на ее крошечный кулачок. Лисбет крепко сжала его ладонь и вздохнула.
– Тычезла. – «Ты изчезла».
– Вы говорили с Драганом Арманским?
Пальмгрен кивнул.
– Я путешествовала, была вынуждена уехать. Ни с кем не попрощалась, просто уехала. Вы за меня беспокоились?
Он отрицательно покачал головой.
– Обо мне никогда не беспокойтесь.
– Я за тя нында споися. Ты фсяга спрасся. Но Армен споися. – «Я за тебя никогда не беспокоился. Ты всегда и со всем справишься. Но Арманский беспокоился».
Лисбет впервые улыбнулась, и Хольгер Пальмгрен наконец почувствовал, как у него отлегло от сердца. Это была ее обычная кривоватая улыбка. Он разглядывал ее, сравнивая лицо, хранившееся в памяти, с девушкой, сидевшей перед ним. Она изменилась: была собранной, чистой и хорошо одетой. Из губы исчезло кольцо, и ее… хм… татуировка на шее с изображением осы тоже исчезла. Она выглядела взрослее. Впервые за много недель Пальмгрен рассмеялся, но звук его смеха был похож на кашель.
Лисбет улыбнулась, рот ее еще больше скривился, и она вдруг почувствовала, как тепло, давно не ощущавшееся ею, наполняет ее сердце.
– Ты хршо справас («Ты хорошо справилась»), – сказал он и показал пальцем на ее одежду. Она кивнула.
– Я всегда отлично справляюсь.
– Кк тво новы пеки? – «Как тебе новый опекун?»
Хольгер Пальмгрен заметил, как лицо Лисбет помрачнело. Губы ее вдруг чуть сжались, но она посмотрела на него невинным взглядом.
– Он ничего… я с ним справляюсь.
Брови Пальмгрена недоуменно поднялись. Лисбет огляделась по сторонам и сменила тему:
– Вы здесь давно?
Пальмгрен был отнюдь не глуп. Он перенес удар, говорил с трудом, ему плохо давалась координация движений, но способность мыслить не пострадала, и его «радары» тотчас уловили фальшь в тоне Лисбет. За годы их знакомства он пришел к выводу, что она ни разу напрямую не солгала ему, но и далеко не всегда была откровенна. Ее способ солгать ему состоял в том, чтобы отвлечь его внимание. Что-то явно было не так с ее новым опекуном, и Хольгера это не удивило.
Он ощутил вдруг глубокое раскаяние. Сколько раз он подумывал, что надо бы связаться с коллегой Нильсом Бьюрманом, узнать, как обстоят дела у Лисбет Саландер, и каждый раз откладывал это на потом. А почему он ничего не предпринял по поводу ее недееспособности, пока еще был опекуном? Пальмгрен знал почему: просто, как эгоист, хотел сохранить с нею полноценный контакт. Он полюбил эту чертову невозможную девчонку как родную дочь,