за сладострастие поисками сабины[6], способной заново взрастить пальму девственности, или напротив, имеет в сердце достаточно благодати, чтобы заплатить за щепочку от Гроба Господня. Художники также ценили Лиса за готовность обходить торговые пошлины, продавать тинктуры для красок ниже цены, принятой аптекарской гильдией, задешево раздобыть зеркала, стеклянные линзы, пружинную сталь или, не гнушаясь греха, подкопать свежую могилу ради расчленения трупа; именно тяга к практическому изучению анатомии и медицины сделала Лиса добрым приятелем Леонардо. Естественно, что при таком образе заработка синьор Везарио гостил в городском застенке не один раз.
– Какая вонища! Гляжу, в чертовой тюряге ничего не меняется. – Он вытянул шею, убедился, что тюремные сторожа достаточно далеко, продолжил, протягивая приятелю горстку серебра. – Вот держи, Лео. Все, что нашел в твоей мастерской. Здесь недолго протянуть ноги с голодухи, если никто не позаботится принести деньжат. Единственно, мне пришлось напялить плащ, гундосить и горбиться, чтобы эти твари меня не признали – я назвался твоим адвокатом…
Леонардо порывисто вскочил с соломенного тюфяка:
– Хочешь сказать, что другого адвокат у меня не будет?
– Как повезет. Ваша старая рухлядь, мастер Верроккьо ухватился за шляпу, как только тебя увели, и помчался убеждать твоего папашу быть защитником на процессе. Только не похоже, что родитель предложит тебе скидку на оплату услуг. Правду говоря, он мечет громы и молнии!
– Святая Дева! Да я сам не понимаю, что за чертовщина вообще происходит!
– Какая-то сволота настрочила на тебя донос и сунула в «Уста правды»[7], вот и все.
– Все!?! Меня из-за этого доноса на костре спалят!
– Лео, ну погоди огорчаться по всякой ерунде. На твоей памяти хоть одного человека сожгли за мужеложство? Нет.
– Значит, мне повезет! Меня вздернут.
– Ладно тебе. Посидишь малость в каталажке, потом присудят тебе штраф… Допустим, даже большой штраф… Найдешь у кого занять?
– Да почему я должен платить штраф за то, чего и близко не делал?
– Да потому, что тебя угораздило жить во Флоренции. Содом и Гоморра – монастырь селестинок по сравнению с нашим богоспасаемым городом. Здесь если взяться, придется пожечь половину народа и легатов его Святейшества за компанию!
Упоминание легатов заставило Леонардо отвлечься от собственного несчастья – охлаждение отношений между вольной Флоренцией и Ватиканом дошло до стадии льда, каждый новый день грозил обернуться интердиктом[8] и настоящей большой войной. Это значит, Флоренции потребуются не только кондотьеры, отвага и верность которых зависят от щедрости оплаты, но и собственное оружие. Военные машины, равных которым нет ни в Италии, ни во Франции, ни даже в Испании. В тайниках души Леонардо теплилась надежда представить собственные эскизы механизмов, полезных для военных нужд, советникам Синьории, он верил, что именно этим