выпрастываясь из рукавов. – Не помешает.
– Занятный мужичок, – определил помощник, глядя вслед удалившемуся владельцу. – И, заметь, его не учили десять лет в академии, не экзаменовали с пристрастием, и он не служил шесть лет следователем, но, тем не менее, типы людские различает сходу. Никаких претензий, косых взглядов и требований заплатить вперед. Он уже точно знает, что мы заплатим, что блюда будем выбирать по желанию, а не по цене, что не станем крушить мебель или резать его ночью, хотя видел нас меньше минуты.
– Наверняка его подкупила твоя постная физиономия. И постные желания. Быть может, он даже узрел нимб над твоей головой.
– Быть может, именно в его сиянии он и не разглядел рогов на твоей.
– Как это недостойно служителя Господнего, – укоряюще вздохнул Курт, бросив фельдрок на скамью подле себя. – Смотри – пожалуюсь отцу Бенедикту на твою гордыню и попрание заповедей, и вылетишь ты обратно в миряне, огребя вящее порицание и пущее осуждение.
– Не надоело? – поинтересовался Бруно с искренним любопытством. – Два года прошло, и по пальцам могу перечесть дни, когда ты не отпускал как правило плоскую остроту в мою сторону.
– Два года и четыре месяца.
– Ты их что же – подсчитываешь?
– Ты принял постриг во вторую годовщину завершения Хамельнского дела, – уже серьезно отозвался Курт, мимовольно скосив взгляд на деревянные четки, перевешенные через свое запястье. – А тот день я до смерти не забуду. Вижу, не забыл и ты; не станешь же ты отрицать, что именно отец Юрген и подви2 г тебя принять это решение окончательно?
– Тебе пришло в голову задать этот вопрос только спустя два года?.. – усмехнулся помощник снисходительно. – Отрицать не стану. Ни к чему.
– Было б понятней, если б что-то подобное выкинул я…
– Ты?!. Да у меня случится нервный припадок в день, когда я увижу тебя в рясе.
– Я и тебя в ней не вижу.
– Потому что служба под твоим началом – подвиг более жесткий, нежели любое отшельничество.
– Но если всерьез, Бруно? Тогда – я видел то, чего не увидел ты. Тогда – ты не увидел главного. Так почему?
– Я видел достаточно. И чудо отца Юргена, и все случившееся с нами – не одно лишь это вот так внезапно вбросило меня в монашество. Просто это было последней каплей… А, – отмахнулся помощник с напускной легкомысленностью, – тебе все одно не понять. Ты кивнул, принял с благодарностью дар новопрославленного мученика – и пошел по жизни, как ни в чем не бывало; ты хоть раз использовал эти четки по назначению? Разумею – для молитв.
– Ты удивишься.
– Не сомневаюсь… Прекрати коситься на светильник, – сострадающе попросил Бруно. – Он стоит от тебя на вытянутую руку.
– Чуть ближе, – возразил Курт, размяв пальцы, и помощник нахмурился:
– Ты что задумал?
Он не ответил, молча смерив взглядом расстояние до глиняной плошки, глядя на чуть подрагивающий на сквозняке огонек пристально; Бруно понизил голос:
– Не надо.
– Никто