2-е капральство.
Апшеронцы спокойно приняли их всех на штыки. Громадный вороной конь грохнулся со всего маху на бок, приподнялся и забился в предсмертных судорогах, больно задевая копытами апшеронцев. А чернобородый минуту висел на апшеронских штыках. Его рука, сжимавшая шашку и бесполезно рубившая по далеко вперед выброшенным ружьям, разжалась. Турок что-то крикнул в последний раз и поник. Апшеронцы сбросили его со штыков.
Башилов тяжело дышал.
– Уважили их благородие – досыта накачали! – сурово усмехнувшись, сказал Зыбин.
– Коня-то жалко: вон какой жеребец был! – пожалел Огнев.
– Бес его возьми, мне всю голенку копытами истолок и штиблет изорвал, – потирал ушибленную голень Воронов.
В это время откуда-то сзади прискакал на своем степняке сам Суворов.
– Ребята, справа по три, за мной! – крикнул он сербским гусарам и первый помчался в этот густой, страшный своей темнотой и неизвестностью лес.
Гусары, крестясь и пришпоривая коней, поспешили вслед за Суворовым.
V
Войска Суворова уже несколько часов пробивали себе дорогу штыками через лес Делиорман. Взошло солнце, настало утро, а в лесу все еще кипел горячий бой. Вся узкая лесная дорога была завалена трупами людей и лошадей и повозками брошенного на пути турецкого обоза.
Турки и албанцы, засевшие в лесу, сначала опрокинули сербских гусар Суворова: гусарам негде было развернуться и они бежали. Но потом подоспела пехота, и турки начали отступать, хотя упорно отстаивали каждый свой шаг.
Для Башилова все это утро пролетело как один миг. Башилов двигался словно во сне: в кого-то стрелял, кого-то колол штыком. Кругом Башилова падали люди, – ранило молодого рекрута, который пришел в полк одновременно с Башиловым, упал зарубленный янычаром старик капрал. Башилов ежесекундно ждал, что его убьют, но продолжал идти невредимым. Только раз шальная пуля сшибла с его стриженой головы треуголку.
Чувство страха, которое Башилов испытывал в начале боя, теперь как-то притупилось. Башилов уже немного привык к виду крови, мертвым телам турок и своих, лежавшим на каждом шагу.
И лишь одного Башилов не мог равнодушно перенести: на ближайших придорожных деревьях и кустах торчали воткнутые на сучья отрубленные албанцами головы русских гусар. Когда Башилов впервые, в полушаге от себя, увидал на молодом дубке эту страшную мертвую голову, он точно ступил на уплывающую из-под ног доску деревенских качелей. По разгоряченной, потной спине откуда-то хватил сквознячок. Башилов чуть не выпустил ружья из рук.
Но лесная дорога была узка, сзади все бежали новые и новые капральства. Кто-то сильно толкнул плечом загородившего дорогу Башилова, и он тотчас же пришел в себя. Огляделся: кругом него были незнакомые мушкатеры. Ни Зыбина, ни дядьки Огнева не было рядом.
На одной лужайке, где столпились турецкие телеги и из-за этого прикрытия янычары отбивались от русских, он услыхал знакомый зычный голос Алексея Зыбина:
– А ну, расступись, ребятки, дайте второму капральству вдарить!
Башилов