никогда не заботится, но что сделал Ванюшка? Ванюшка прекрасно знает, что Суворов хоть и не боится холода и даже зимой ежедневно обливается холодной водой, но очень любит тепло. И Ванюшка забыл, что графу как-никак уже шестьдесят лет.
Ванюшка не постарался сделать так, чтобы Александр Васильевич хоть не мерз. Барин приказал ему разбить палатку – Ванюшка и рад стараться, благо работа небольшая.
Из Бырлада войска шли к Измаилу четыре дня, и вчера, в Николин день, они наконец увидали черные, неприветливые волны осеннего Дуная и черные, грозные измаильские стены, под которыми уже третий месяц томились русские войска.
Их встретили радостно – с музыкой, барабанным боем. Еще бы: шло подкрепление, ехали с провизией долгожданные маркитанты,[67] ехал Суворов!
Прошка первым делом узнал, где стоит генерал-аншеф граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский. Он так и спросил полным титулом у какого-то старого алексопольского мушкатера.
– Это батюшка наш Александра Васильевич? – переспросил мушкатер.
– Экий ты непонятливый, ну да, он! – возмутился Прошка.
– Они – их сиятельство – живут в палатке, вон тама, видите, вон она! – указал мушкатер на трепыхавшуюся под ветром знакомую палатку.
Она была разбита на самом юру, на пригорке. Прошка велел фурлейту ехать туда.
Прошка ехал, предвкушая, как сейчас он отомстит казаку Ванюшке за то, что не он, Прошка, сопровождал барина к Измаилу. Повод для этого был.
Прошка ясно уже представлял себе, как живет здесь, под Измаилом, его барин. И он не ошибся: в палатке его ждала знакомая картина. На бариновом сене, на всегдашней постели Александра Васильевича, храпел Ванюшка. Парень он был молодой, и ему нипочем, что ветер треплет полотнища палатки и свободно разгуливает по ней.
– У наших казаков обычай таков: где просторно, тут и спать ложись! Нет того, чтобы подумать о барине, устроить ему как лучше! – отчитывал Прошка разбуженного вестового.
Ванюшка привык к брюзжанью Прошки – только улыбался.
– Да чего ты, Прохор Иваныч, взъелся? Александр Васильевич сами захотели жить в палатке, – оправдывался казак.
– Захотели, захотели, – хмуро повторял денщик. – Не знаешь разве Ляксандру Васильича? Ему лишь бы к солдату поближе! А твоя-то голова где была? Этакий человек – и на холоду, в палатке. У тебя на уме завсегда только одно: нажрался, да и на боковую.
Казак смущенно молчал.
– Вон же мазанки есть, – продолжал Прошка, оглядываясь. – Кто в них живет?
– Офицеры да генералы, – ответил Ванюшка.
– Наш-то главнее их всех. Они, молодые, в тепле, а он, старик, шестьдесят годов, и в холоду… Сымай живо палатку!
Прохор сложил палатку на телегу, туда же взвалил сено и поехал прямо к ближайшей мазанке. Она показалась ему неплохой – в ее крохотных окошечках каким-то чудом уцелели тусклые стекла.
– Кто здесь живет, братец? – спросил Прошка у солдата, рубившего возле мазанки тростник.
Прохор