сквозь зубы шипит рогатый. – Даже не произноси при мне таких слов. Запомни, для нечисти это худшее ругательство на свете.
Внезапно я чувствую, как потеет ладонь, стиснутая в лапе сатира. Высвободив руку, я сглатываю шершавый комок, вставший в горле, и уточняю:
– Так ты, э-м-м, тоже нечисть?
– А что, у тебя с этим какие-то проблемы? – Рогатый прищуривается. – Мы вообще-то живём в век толерантности. Я твой помощник и хорошо выполняю свою работу, так есть ли разница, к какому виду или типу я отношусь?
Я не понимаю, кривляется он или говорит искренне. Склоняюсь к первому варианту, но с элементами второго.
– Ты прав, разницы нет, – отвечаю я. – Кстати, насчёт толерантности и всего такого. А почему Миранда – «король», а не «королева»?
– По той же причине, по которой Венедикт, Андрей и Борис – дамы.
Вроде звучит забавно, но улыбка не прорастает.
– К каким мастям они относятся? – спрашиваю я.
– Венедикт – пики, Андрей – трефы, а Борис – бубны. – При упоминании последней масти сатир мрачнеет.
– Ти, дама червей, говорила, что у неё плохое предчувствие… Блин! – Я спотыкаюсь о палую ветку, но удерживаюсь на ногах. – В общем, она догадывалась, что всё может пойти не по плану. – Отмахиваюсь от назойливой мошки и уточняю: – Она экстрасенс?
– Все дамы немножко экстрасенсы, а некоторые ещё и медиумы. Так что с ними надо держать ухо востро.
Лес редеет, и вскоре мы выходим к станции. Несмотря на то, что касса не работает (полвека, как минимум), расписание тут всё-таки имеется. Тупо смотрю на цифры и понимаю, что не могу соотнести их с реальным временем – часов нет, а ориентироваться по небу я не умею. Впрочем, последняя электричка должна прийти в двадцать два с копейками, а сейчас явно раньше.
Обрушившись на скамейку, я разглядываю убитые кроссовки. Сатир заваливается рядом и всё пытается пристроить башку мне на колени, но я всякий раз отодвигаюсь, пока не оказываюсь на самом краешке лавки. Рогатый победно водружает голову на мои ноги и спрашивает с таким видом, будто я ему что-то обещала:
– Может, хоть за ушком почешешь?
– Обойдёшься.
Цельсии стремительно валятся вниз, а время словно стоит на месте. Меня начинает потряхивать от прохлады и нетерпения. Как же не хватает мобильника – так бы хоть знала, который час.
Крис наверняка с ума сходит и придумывает всякое: что отец приехал в город, выследил меня и увёз в какое-нибудь захолустье, чтобы расправиться. Кое-что из этого правда: я, действительно, в захолустье. И отец уже пробовал однажды избавиться от меня…
Я вздрагиваю, спихиваю голову сатира и резко встаю. Надо размяться, а то холодно становится. И тревожно. Я расхаживаю туда-сюда по платформе, периодически поглядывая на деревья. Приступ беспокойства потихоньку проходит.
На закате лес выглядит безопаснее, чем днём. Он разнеженный и спокойный. Будто человек, отдыхающий после трудной работы. Багряно-фиолетовое небо укутывает его бархатным пледом, и лес уже готов задремать.
Не знаю,