Ахматова и Шаляпин, а потом Гребенщиков и Цой. Листаю фотографии дальше и тут натыкаюсь на изображение каменной рожи с тремя подбородками и распахнутым ртом. Внутри поднимается волнение, будто не только я смотрю на странное существо, застывшее в немом крике, но и оно смотрит на меня. Не сатир ли это? Интуиция подсказывает: он самый!
Под рожей написано: «Domus propria domus optima». Я быстро нахожу перевод: «Свой дом – лучший дом». Ещё поисковик предлагает русский аналог: «Везде хорошо, а дома лучше». Сразу же вспоминается коттедж в Краськове. Когда я была маленькая, он, определённо, мог претендовать на звание лучшего места в мире. Там жило счастье. Но потом оно умерло и начало разлагаться. А мёртвое счастье – это даже хуже, чем никакого.
В голову врываются воспоминания. Раздаётся стук молотка: отец заколачивает окно. Я, десятилетняя, просыпаюсь от собственного крика, увидев во сне, что по стенам комнаты струится кровь. Сухие сучки впиваются в спину, когда я прижимаюсь к дереву, и топор вгрызается в ствол – так близко к шее, что яремная вена чует холод стали.
Какое-то время я грызу подушку, чтобы успокоиться. Потом встряхиваюсь по-собачьи, сохраняю фотку сатира в телефоне, отмечаю садик «Сен-Жермен» на карте и твёрдо решаю наведаться туда завтра. Хорошо, что Крис подбила мой график домашнего обучения, и у меня есть несколько дней для исследования города. Главное, чтобы мачеха не увязалась со мной.
А теперь – спать. Откладываю мобильник, закрываю глаза, расслабляю тело…
Мозг отвечает: ага, счас.
Под закрытыми веками всплывает, как окошко с рекламой, парень-птица. Он разевает клюв и чирикает: «Какое литературное имя». Я опять беру телефон и набираю в поисковике: «Грипп Петрова». Мне предлагается книжка с похожим названием, начинаю читать бесплатный фрагмент и вдруг чувствую, что лежанка подо мной становится мягче. Это вовсе не приятная мягкость, а странная и тревожная. Она затягивает, стискивает. Я пытаюсь вскочить на ноги – не получается. Трепыхаюсь, чтобы скатиться на пол, – без толку! Остаётся только кричать. Я судорожно вдыхаю носом и открываю рот, но звук не идёт наружу.
Я уже не в бабушкиной квартире. Кругом зеленеет ряска. Телу мокро, душно и его тащит вниз. Я ничего не понимаю, а поняв, начинаю паниковать.
Я тону в болоте – вот что происходит! Увязла по грудь. Руки пока ещё на свободе, но зацепиться не за что. Дёргаюсь, и лишь глубже ухожу в трясину. Со всех сторон издевательски горланят жабы. Мне бы их голосистость.
Над головой пролетает, трепеща, розовая ленточка. Почему-то я решаю: если ухвачусь за неё – выберусь. Лента сказочным змеем плавает по воздуху и дразнит меня. Опускается низко-низко, касается лба и взмывает вверх. Хочу схватить её, но правая рука больше не поднимается, будто приросла к телу. Зачем я опустила её в эту мерзкую, вязкую тину? Снова накатывает паника, но я стараюсь ровно дышать и не выпускать ленту из поля зрения. Розовый хвостик мелькает прямо перед носом, я делаю рывок и вцепляюсь в него пальцами левой руки – крепко, как в последнюю надежду.
Спасена!
Спасена?
Лента обвивает