тебе! А я всегда хотела жить в городе.
Кан почесал в затылке.
– Ну, хорошо. Хорошо! Без проблем. Хочешь жить в городской квартире? Ладно! Живи! Это все, или ты еще что-то хочешь?
Я растерялась. Нет, я догадывалась, что и ему наш семейный плот совсем не по вкусу. Но что он так вот, запросто, позволит мне съехать…
– Что насчет моих детей? – от неожиданности, брякнула я.
– Наши дети, – прошипел Дима, – останутся здесь. Если ты захочешь их повидать, то тебя привезут и отвезут.
– Но!..
– Я не отдам тебе детей. И не позволю оставаться с ними наедине, пока ты не начнешь, по крайней мере, вести себя адекватно!.. Взгляни на себя, – тут он не сдержался и все его чувства хлынули на меня, как поток помоев. Протянутая рука, казалось, источала неприязнь, как воду из шланга. – Ты просто взгляни, на что ты стала похожа!..
Слова стали не нужны.
НОЯБРЬ 2004.
«Возвращение блудной дочери».
– Надеюсь, – сказал Чуви, – ты не влюбишься в Катю.
Он стоял у окна, прислонившись спиной к подоконнику и грыз ногти. По контрасту со стоящим за спиной фикусом, Чуви казался еще меньше, чем был. И еще язвительнее. Из прежнего состава нас осталось лишь двое. Тимур уехал, Полковник уволился, Просто-Дима шуток не понимал, а Катя обижалась на все, на что можно было обидеться. На то, что нельзя обидеться, Катя обижалась вдвойне. Вот и сейчас, стоило Чуви сказать, чтобы я в нее не влюблялась, она подскочила над стулом и убежала прочь.
– Она – лесбиянка?
– Фиг знает.
– Подарю ей экземпляр «Секс – андэ!»
На этом наш разговор себя исчерпал.
Я грустно погладила бывший Тимин стул. Положив на всех моделей города, моя «подружка» уехал работать в Китай. То ли гидом, то ли фотографом. «То ли хостесс!» – как, подмигнув мне, намекнул Шеф. На этом шутки закончились, ибо Катя, строго и деловито поставила Шефа на место, затем – туда же установила Долотова. И посмотрела на меня так преданно, что я даже растерялась. То ли вкусняшку кинуть, то ли за ухом потрепать.
Планерка превратилась в поминки.
Рисуя цветочки в новом ежедневнике, остро пахшем кожей, я хмуро, исподтишка, косилась на Катю. Новая фотографша сидела на краешке стула и хватала задания на лету. Не то, что Тима, который вздыхал, стонал и глаза закатывал. Даже сама себя назначила на два заявленных мною интервью. Мне больших трудов стоило вежливо объяснить ей, что я одна работаю. Без свидетелей.
Шеф вскинулся было. Явно хотел спросить: «Кан не учил тебя избавляться от лишних свидетелей?» Я даже обрадовалась, приготовившись ему остроумно ответить. Но Катя сдержанно кашлянула, глянув на Шефа, Шеф посмотрел на Катю и промолчал.
Она откинулась на спинку своего стула и ободряюще улыбнулась мне. Мол, не боись, я тебя прикрою. Я не ответила на эту улыбку. Только затосковала. Вспомнила, где мы с ней пересекались. Это была та самая, пусть и похудевшая изрядно, бабища из «Инфинити». Та, что встала из-за стола в тот памятный вечер знакомства