сверкнули струи воды. Между крыш домов засквозили ослепительные лучи, отражающиеся ярым золотом в остеклённых окнах городской ратуши.
Базар всё прибывал и ширился точно приливная волна. К прилавкам словно любопытные рыбёшки потянулись матроны и служанки с корзинами для свежих продуктов к господскому столу, важно прогарцевали через площадь первые всадники, явившиеся за покупками издалека. Где-то грянул детский смех, раздался звон разбитого стекла, за чем незамедлительно последовала зычная ругань, и рынок окончательно проснулся.
– Человек мастерит что-то, а другие это покупают. На том и держится всё испокон веков, – изрекла зрительница всего этого базарного действа, кутающаяся в плед на краю фонтана. Восторженно следила она за тем, как солнце врывается в город, едва дождавшийся его первых лучей, чтобы поскорее предаться своей главной страсти – торговле. – Люди всегда что-то покупают. Покупают жизнь. Глянь, пришла кума за крупой – значит, каша будет сварена, да дети с голоду не помрут. И смерть покупают. Глянь только на этих рослых сержантов, выбирающих ножи. Кидают в стенку. Хороши? Хороши, видать. Знатно бьют, значит, знатно вспарывают брюхо. Монеты хлоп на стол. Вот и куплена чья-то смертушка, оплачен проход в мир иной. Кто же это будет? Слишком дерзкий даянец, посмевший вслух произнести имя своего бога? Очередной джинет, обскакавший по службе? Либо кто-то, чей длинный язык дотянулся до их неприкосновенной чести? Как же она хрупка, если её может пошатнуть столь жалкий кусок плоти.
Она засмотрелась на толпу возле прилавков с тканями. Худощавый бородатый игульберец ловко перебирал переливающиеся серебряными нитями полотна и демонстрировал широкий выбор покупательнице в роскошной парчовой накидке с увесистым кошелём на поясе. Позади дамы толпилась её свита – горничная, чьи глаза блестели при виде чудесной ткани, лакей с внушительной корзиной в охапке, молодой стражник в голубом сюрко, да вертелись между ними ещё двое мальчишек-пажей с собакой. Тут же у прилавка на земле выстроились сверкающие глянцем нарядные кувшинчики и вазы соседнего торговца, и вся компания старалась не задеть посуду ногами, лапами, оружием и пышными юбками. За ними наблюдали трое в поношенных стёганках, небрежно привалившиеся к бортам пустых телег у скобяной лавки. Их очень интересовал кошель дамы, выбирающей ткань, однако они подозрительно поглядывали и на её охранника, молодого подвижного джинета, который также не спускал глаз со своей госпожи.
Внезапно всё сборище обернулось на раскатистый хриплый рёв, раздавшийся из толпы вокруг большой пивной бочки. Вокруг бочки энергично пили. Обычно так завтракали засланные лакеи да привратники с ночного бдения, и когда среди них заводился нахального нраву бездельник, ищущий повода подраться и потому напивающийся сверх меры, его бесцеремонно гнали прочь, отвешивая внушительного пинка. Так было и в этот раз, и коренастый красномордый