растерялся. И что ему с этим делать дальше – не знал. И, когда парень попросился переночевать у Хома ещё одну ночь – опасно в темноте подниматься наверх, – тот только обречённо махнул рукой: делай, мол, что хочешь: «Я так и знал, что помогаешь не просто так… Вот какая тебе выгода? Устал я от жизни. Совсем растерялся».
Ник, приноравливаясь к неустойчивой походке Хома – не могло не сказаться время, проведённое в «заключении» Дома призрения, – дошёл вслед за ним до хижины. Как выяснилось, и еды-то у Хома не было. Пачка каких-то серых макарон, кулёк с подозрительной крупой, полбуханки высохшего хлеба, соль в смятом спичечном коробке. В надтреснутом стакане – крупно порезанные чайные листья, похоже на заварку. Пока в видавшем виды котелке закипала вода – её Хом брал в стоящей посреди, на так называемой площади, старинной чугунной колонке, – Ник сбегал к машине и принёс все свои припасы. Тушёнка – продукт номер один в неприкосновенном запасе – могла спасти любую ситуацию, вызвала благоговейный восторг Хома. Оголодавшись за день, они вмиг опустошили гнутые, больше похожие на… ни на что не похожие алюминиевые тарелки. Ник хотел было заварить чай, но Хом вовремя остановил его:
– Ты что, парень! Какой, твою душу, чай!
Из-под груды тряпок Хом вытащил несколько листков бумаги, оторвал клочок от одного и ловко – его-то заскорузлыми пальцами – скрутил самокрутку. Раскурить её Хом не успел. На этот раз Ник остановил его.
– Подожди! Что это у тебя?
– Чего психуешь? Не видишь – грязная бумага. Да была, была она у меня. – Хом не мог взять в толк, отчего так посерьёзнел парень. Чего такого увидел он там, на этих заполненных закорючками листах. – Через них и попал я в передрягу. Ничтоже сумняшеся, – добавил Хом.
Ник не верил своим глазам! Тот же характерный наклон, те же чёткие линии букв и ещё – это уже совершенно невообразимо! – какие-то… схемы? Чертежи?
– Послушайте, откуда это? У Вас?
Ник напрочь забыл, что пообещал себе не задавать вопросов! Но как удержаться!
– Ты, парень, прям, как те, в Городе, в больничке. Тоже допытывались, докапывались. Никак поверить не могли, что не знаю я! Может, ты из них, из этих? Притворился: мол, ни при чём я. А сам вынюхиваешь.
– Да нет. Я не из тех. Слово даю.
Ник готов был поклясться, признаться в чём угодно. Такое…
– Просто стоят эти бумажки много. Очень много. Жалко их на курево пускать.
– Много, говоришь?
Хом вынул листы из рук Ника. Рассмотрел. Даже обнюхал.
– А ты откуда знаешь?
– Да возил я одного. Из музея. Много чего наслышался, – на ходу импровизировал Ник.
– Так сколько – много?
– Ну, не знаю я. На лодку новую, дом точно хватит. В Городе знающим людям показать надо.
– Нет уж. Меня туда не заманишь. Хватит. Бывали.
Хом с сожалением следил, как Ник разворачивает самокрутку. Похожий на труху табак просыпался