поднимаясь, когда он в очередной раз назвал Джессику pecora, что по-итальянски означало «овца».
Когда Стьяго начинал ругаться на языке своего отца, это могло означать лишь одно: он напился. Опасаясь, как бы он опять не нажрался до белой горячки и не упал в бассейн, как в прошлом году, Ира осторожно взяла его за локоть.
– Яни, малыш. Давай-ка, пойдем в постельку.
Его мутные, как серебряные монеты, глаза обратились к ней.
– А ты знаешь кто? – спросил он, путая немецкие и английские слова. – Ты… Schlampe! И в постель я к тебе не пойду. У меня теперь другая девушка.
– Знаю, милый. Ты мне уже говорил. А теперь, подними свою задницу и отправляйся в свою постель… Один. Без твоей новой девушки. Мне бы не хотелось, чтобы сегодня ты забыл накинуть презерватив, и на твоем Schwanz расцвело бы что-то из жаркой Индии.
– Убирайся, – ответил он, вырывая у нее свою руку. – Предательница.
Оттолкнув Иру в сторону, Стьяго облокотился локтями на стол, заваленный пустыми пачками от сигарет, пакетами из-под чипсов и пустыми стаканчиками. Джессика все еще была рядом, но теперь прикосновения к ней уже не будили в нем ничего, кроме отвращения.
Он дважды за вечер видел Джессику, выплывающую из клуба в компании каких-то толстых индусов. Вроде бы, они направлялись в сторону «Микса», но в той же стороне находился еще и какой-то отель.
Потом он вспомнил про происшествие в туалете и отодвинулся от Джессики. От одной мысли, что он мог чем-нибудь заразиться, его бросило в жар. Выпитое виски чересчур быстро поднялось к горлу и под испуганный многоголосый вздох, все выпитое и съеденное им сегодня, обрушилось на колени сидевшей перед ним девушки.
Вереща не своим голосом, Джессика вскочила со стула и, размахивая руками, пыталась стряхнуть с себя отвратительную жижу. Стьяго отдуваясь, весь красный, сидел, неловко завалившись на подлокотник.
Со всех сторон слышались ругательства и вопли. Кто-то кричал, чтобы остальные не подпускали Джессику к бассейну, в который она норовила спрыгнуть. Кто-то боролся с собственной, подступающей к горлу тошнотой.
И во всей этой какофонии звуков, смешавшихся перед глазами образов и цветов, Стьяго внезапно увидел перед собой пакет из супермаркета и с благодарностью схватил…
А потом ласковый Ирин голос произнес по-немецки:
– Schon gut, Schatz, alles ist gut…
Все хорошо.
Глава 8.
На следующий день Джессика стала главной мишенью для шуток и розыгрышей, авторство над большей частью которых принадлежало Ире. Похоже, что она провела без сна большую часть отведенного на него времени, так как к подъему уже располагала следующими словесными жемчужинами:
«А потом он повернулся и излил ей душу. Прямо на колени…»
«Джессика не говорит по-английски. Это был единственный способ показать, что он на самом деле к ней чувствует».
И, наконец, самое популярное:
«Мой бывший парень плюнул мне в душу, а я радуюсь: ведь своей новой девушке он наблевал на грудь».
Вечером,