народа и арестованы[76].
Среди них был и В.М. Далин, которого арестовали в сентябре 1936 г.[77], после чего его фамилия исчезла из состава редакционной коллегии журнала «Историк-марксист», членом которой он был с 1935 г., а потом на долгие годы перестала появляться на страницах исторических журналов[78]. На титульном листе хранившейся в различных библиотеках Москвы книги «Новая история в документах и материалах» фамилии составителей были покрыты густой полоской чернил. Далин-историк надолго перестал существовать, его научная деятельность была прервана.
Безжалостные волны повального террора поглотили, естественно, и цвет советской интеллигенции. По мнению В.А. Куманева, «общую цифру загубленных ученых-историков предстоит еще установить. Однако известно, что две трети специалистов из 200 выпущенных Институтом красной профессуры были репрессированы. Почти все – ученики академиков М.Н. Покровского и Н.М. Лукина»[79]. В.М. Далину, в отличие от арестованного по смехотворной причине А.З. Манфреда[80], не удалось избежать незаконного осуждения, и по решению суда он был сослан в один из сталинских лагерей под Владивостоком, а затем был переведен в Магадан[81].
В конце 1947 г., выйдя из заключения по первому сроку, В.М. Далин получил разрешение жить на 101-м километре от Москвы в городе Александрове Владимирской области. Несколько позже ему было позволено занять должность профессора на кафедре всеобщей истории Ярославского педагогического института, но ненадолго. В начале 1949 г. его повторно арестовали[82] и сослали на этот раз в Печору, а затем в Инту[83]. В связи с политикой сталинского режима по отношению к политзаключенным в 1940-х гг. А. Некрич по праву отметил: «В 1947 году истек 10-летний срок тюремного или лагерного заключения для многих осужденных в 1937 году. И их начали выпускать. Неожиданно отворялась дверь дома, и входили отцы, братья, жены, сестры, кого и ждать уже перестали. Ведь они были “врагами народа”. Многие молчали о тех страшных муках, которые им пришлось пережить: кто боялся, а кто просто не хотел вспоминать, старался поскорее выбросить из памяти, вновь вернуться к жизни… Но очень скоро отбывших срок начали вновь арестовывать и отправлять назад, на этот раз уже навечно. “Ошибка”, допущенная властями, была ими же исправлена»[84]. В таких условиях В.М. Далин не смог бы составить исключения.
В.М. Далин не был пригоден к тем работам, которые предназначались для политзаключенных[85]. Оторванный от семьи, от коллег, от друзей, лишенный возможности читать и писать (писать! Впрочем, ему предоставлялось право, как он говорил, несколько раз в году писать письма членам семьи), В.М. Далин даже в таких условиях не пал духом. Бывший сотрудник Института истории АН АрмССР, ныне покойный Г.Г. Мелконян, разделивший в те годы его горькую участь, рассказывал мне, с каким воодушевлением В.М. Далин читал на французском языке лекции по французской истории для тех,