она о нем не забыла.
Потому что выбор между Петером и Улой однозначен. Ула – идиот.
20. Жаклин
До катастрофы
Осень 2015 года
Родители учили меня быть хорошей девочкой, молчать и не суетиться, изящно кивать головой в приветствии и улыбаться. Убеждали, что важно быть красивой, милой и ни с кем не ссориться. Но ничего не объясняли о любви.
– А как узнать, что ты кого-то любишь? – в третьем классе поинтересовалась я у мамы.
Она посмотрела на меня своим особенным, бесконечно удивленным взглядом, который как бы означал «я-не-понимаю-кто-ты-такая-и-что-ты-тут-делаешь».
– Ты это сама поймешь, – сказала она. – Не беспокойся об этом.
До этих слов я и не беспокоилась, мне было просто любопытно, но теперь я сообразила, что любовь – это нечто такое, о чем надо бы побеспокоиться. В общем, все второе полугодие третьего класса я пыталась влюбиться.
Первое чувство обрушилось на меня как раз тогда, когда мне исполнилось десять. Это было как болезнь. Я заразилась, и примерно через неделю в теле поселилась эта восхитительная щекотка. Взгляд, слово, жест, которым он поправлял волосы. Любая мелочь вызывала во мне целую бурю.
Я быстро научилась любить саму влюбленность. Но так и не научилась любить по-настоящему.
Сейчас мне почти сорок, и я снова влюбилась.
Петер вломился в мою жизнь и все изменил.
– То есть как – торопимся? – недоумевал он. – Нельзя все на свете запланировать. Ты влюбляешься – и все!
Он бомбил меня эсэмэсками: громкими словами и тучей сердечек. Пригласил в греческий ресторан в Лунде и всю дорогу держал за руку. Целовал так, словно собирался съесть.
– Но если ты ничего такого не чувствуешь…
– Чувствую, – ответила я; его рука лежала на моем бедре. – Я чувствую то же, что и ты.
Сама ситуация опьяняла. Петер сделал меня снова живой, какой я не была несколько лет. Мне нужно было притормозить и рискнуть жить здесь и сейчас. Вернуться к себе самой, к своей ДНК. Для того чтобы почувствовать себя живым, одному человеку нужно чуть меньше, другому чуть больше. Мне же нужно все.
Петер отвез меня к морю. Мы играли в мини-гольф и ели мягкое мороженое, одну порцию на двоих. Мне нравилось, как он держит меня за руку, чуть крепче, чем надо, как будто боится потерять. И как он начинает обнимать меня, только заметив на мне чей-нибудь взгляд.
И с Фабианом они вроде поладили. Разумеется, все произошло слишком быстро, но казалось многообещающим.
– Мама, – сказал как-то утром Фабиан, – мне не нравится Ула.
Сказал просто так, ни с того ни с сего.
– Почему ты вдруг вспомнил об Уле?
Может, потому, что мы сидели за столом на кухне и видели в окне забор, разделявший его и наш участки?
– Я вспомнил о нем, потому что он мне не нравится. Очень трудно прекратить думать о людях, которые тебе не нравятся.
Иногда он рассуждал намного мудрее меня.
– Я тоже от него не в восторге, – честно призналась я. – Так что выбрось его из головы.
Заводить