среду он не появляется, на улице в среду уже не льет. Я давно его не видела. Его коллеги приходили, весело комментировали скуповато сдобренного специями «цыпленка тандури» – сегодняшнее «блюдо дня». В моечной водяные лужи становятся от специй рыжими, трудноотличимыми от рыжей плесени, которая распространяется там, где постоянно присутствует влага, в разных уголках внутри и снаружи большой посудомоечной машины. Это негигиенично, и, согласно строгому приказу шефа центральной кухни, распространение плесени необходимо сдерживать. Я брызгаю убивающим бактерии спреем до тех пор, пока вся моечная не начинает резко и едко пахнуть дезинфекцией.
Когда я заканчиваю работу, на улице сильный ветер, влажный холод проникает сквозь одежду, я забиваюсь в самый угол будки на автобусной остановке. От мытья посуды кончики пальцев у меня по-прежнему съежившиеся – я перестала пользоваться перчатками, поскольку считаю, что они отвратительно пахнут чем-то резиновым и медицинским, но из-за этого у меня страшные ногти, мне не по себе от того, что на работу нельзя ходить с накрашенными ногтями. Лак может отслоиться и попасть в еду или прилипнуть к посуде, что было бы негигиенично; правило, конечно, разумное, но все равно грустно. Хотя ближе к вечеру нужно каждый раз отскребать посудомоечную машину, я все-таки, пожалуй, могла бы во время обеда выходить в переполненный зал с красивыми ногтями.
Видимо, автобус ушел у меня прямо из-под носа, и следующий придет только минут через пятнадцать. Уже собираясь покинуть остановку, чтобы подождать с книжкой Бодлера в вестибюле больницы, я увидела, что идет Карл Мальмберг. Я узнала его еще в больших крутящихся дверях – высокий, выше большинства других врачей, он быстро и решительно шагает мимо низких бетонных вазонов с завядшими астрами, его шарф развевается на ветру. Когда Карл Мальмберг проходит мимо остановки, наши взгляды встречаются, и я слегка улыбаюсь.
– Здравствуйте, – говорю я.
Он останавливается.
– А-а, здравствуйте, – произносит он несколько удивленным, но любезным тоном, словно я кажусь ему знакомой, но поначалу он толком не понимает, откуда.
На нем темные джинсы и темный плащ, вид стильный. До меня доходит, что я никогда не видела его в чем-либо, кроме белой больничной одежды. Возможно, ему приходит в голову то же самое по отношению ко мне, думаю я, замечая, как он покосился на мои сапоги и быстро провел взглядом вдоль ног.
– Значит, ваш рабочий день окончен? – спрашивает он.
– Да.
Я киваю. Он мне слегка улыбается.
– Мне сегодня было не до ланча. Вероятно, там давали цыпленка?
– Точно.
Теперь мы оба киваем.
– Да, цыпленок обычно бывает вкусным, – говорит он.
Заканчивать разговор ему, похоже, не хочется. Прямо-таки видно, как он ищет тему, перебирает в голове варианты, слегка блуждает взглядом. Под конец его взгляд останавливается на электронном табло внутри автобусной остановки.
– Какой вам нужен автобус? – интересуется Карл Мальмберг.
Он приветливо улыбается мне и выглядит