у Коли не было, а те два обреза, что я привез с собой, я спрятал под упавшую сосну за турой. Про другие стволы Коля не знал. Вчера, когда предъявил обрезы пацанам, они высмеяли меня, зачем, мол, ты это привез, надо было их выкинуть. Я и сам понимал, что они ни о чем. Одноразовые. Я привез их из Сталинграда (ныне Волгоград). В Волгограде на вокзальной площади меня встретил Макс Анохин. На пребывание здесь у меня было три дня. Билеты на все мои передвижения были куплены заранее, причем на чужие паспорта. Аноха сразу начал меня кошмарить.
– Сид, тут полный пиздец! – шептал он мне в ухо, пока мы ехали в их волгоградском недометро.
Трамвай ныряет под землю на несколько метров, так же гремя и позвякивая в этой норе, как и снаружи, а потом выныривает, отряхнувшись, в неожиданном месте и дальше идет трамваем.
– У пацанов несколько дней назад обыски прошли! За нами следят! – говорил мне этот красивый, похожий на избитого Алена Делона парень в черном пальто. – В квартирах прослушка! О делах только на бумаге! Понял?
Он замолчал и на кого-то оглянулся. Я понял. «Мать твою ети!» – подумал я.
Я ехал к нему в Волгоград забрать, как мне сказали, винтовку Мосина и два калаша, возможно, тротил. Никто не предупредил меня, что он распиздяй, и поэтому я ему поверил. В его трехкомнатной квартире жрать было нечего, денег у Анохи тоже не было. У меня были. Я купил гречку, тушенку и водку. Аноха показал, где подешевле. На водку подтянулся друг Анохи, тоже партиец. Он почистил подгнившую луковицу, открыл тушенку. Гречка варилась. Пока партиец готовил, я переписывался на листке в клетку с Анохой. «Стволы есть?» – «Есть, но не все». – «Сколько?» – «Два обреза». – «А калаш?» – «За городом, сейчас ехать за ним опасно». Он прекратил писать и жестами подозвал к окну.
– Вон, смотри!
Он ткнул пальцем в окно.
– Куда?
– Вот, вот!
Он показывал на белую «газель» с затемненными окнами, стоящую недалеко от подъезда.
– Ну и? – спросил я.
Он вернулся к тетрадному листку. «За нами следят, это прослушка!» – «Мать твою ети!» – это я не писал, подумал про себя, но про Максима Анохина. «Те два посмотреть можно?» – «Сейчас нет, они тут недалеко прикопаны, но сейчас опасно». Он развел руками – что, мол, я могу поделать – и сжег в пепельнице нашу переписку. Потом мы пили водку, ели кашу, ходили за добавкой.
– Вот это по-православному! – говорил второй партиец по любому поводу.
Аноха поднимал стопки за меня, за партию, не забывая упоминать, какие они тут гостеприимные в их Волгограде. Я еще верил и говорил спасибо, забывая иногда, что все их гостеприимство за мои деньги, вернее, за партийные. Их заработал для нас, дураков, Вождь. Долгое время партия жила на деньги Лимонова. Он был нашим единственным спонсором.
– Вот это по-православному! – сказал православный партиец и уронил свою лохматую голову русой бородой на стол – тридцатипятилетний опухший болван.
На следующий день, утром, Аноха решил поводить меня по городу. У них