тебя! – Колян громыхнул стаканом о железную кружку Рослика и, не дожидаясь, сделал три больших глотка. Бывший диггер тоже пригубил. Спиртовая настойка обожгла горло и сгладила дрожь внутри; стало чуть легче.
– И с тобой тоже так было? Коридор…
– Коридор, – кивнул собутыльник, – но не так. Я топот слышал.
– Топот?
– Да. Бегали там. И кричали. И на помощь звали. Много-много раз. Я даже привык к этому – и перестал выходить, а поначалу тоже как ты реагировал. Вон загляни под кровать… Видишь монтировочку? Вот с ней полночи мотался по этому коридору, врагов искал. А теперь – всё, баста. Учёный стал, – Колян вытащил пробку из фляги и обновил их кубки.
– И как же… – Рослик не знал, что сказать.
– Как? Очень просто. Я тут третий год работаю, пообтёрся, приспособился. А остальные – у кого с нервишками не в порядке – сматываются. И месяца не держатся. Вот до тебя здесь Антоха работал, у него прозвище «Гробовщик». Тусню приводил, травку курили, орали, водку лакали так, что наутро весь первый этаж заблёванный был. Я ему: «Антох, ты пойми: здесь так нельзя. Это место музыку любит, покой, разговоры душевные». А он – мычит в ответ, как бык. Ну и домычался – инсульт шарахнул. Да, ему всего-то тридцатник, а утром повара нашли всего обоссанного и парализованного на правую сторону. А насчет музыки… – Колян прикурил сигарету и затянулся; Рослик тоже угостился дымком. – Насчет музыки – тут вообще отдельная песня. Вот через нее я с ними и подружился…
– С кем?
– Ну с ними – кто тут бегает, бормочет и визжит. Не знаю, как их назвать. С силой этой. Я ведь тоже не железный, чтоб херь эту паранормальную терпеть каждое дежурство. Поработал месяцка два – еще когда только начинал тут – и думаю: «На фиг надо! Здоровье дороже денег – уволюсь к такой-то матери…»
А тут ко мне Санёк приперся в одно из дежурств, – ты его не знаешь. Он тут лабал вместе с местными в рок-группе – и басист, и барабанщик. А по натуре – грёбаный шаман. Повёрнут тут на всём этом – книжки читал, молитвы знал. Он щас в Москву подался, я с ним уж все связи растерял. Так вот: он как услышал посреди ночи всё это – вскочил, глаза горят! Ну я его заранее не предупреждал, я вообще не люблю распространяться про такое. Рассказал ему, сходили мы в тёмный коридор, где шесть дверей-то этих. Выпили – всё как полагается, чтобы обсудить, так сказать, обстановочку. И под утро он мне говорит: «Я с ними подружусь. Вот увидишь, говорит. Жди меня на следующее дежурство».
Я головой покачал, но мешать не стал. Думаю: «Обломается – так его проблемы. Не мои». И этот чел, прикинь, припёр через два дня барабанную установку. Ну попросил там ребятишек – они вечером на тачке подвезли, когда уж поварихи все разошлись. Перетащили мы всё это дело на второй этаж, собрал он там эти все тарелки, гуделки-моталки-барабаны и – вниз ко мне в сторожку.
«Теперь, говорит, подождем». Ну нет вопросов. В карты с ним сыграли, покурили, я телек включил, кемарить уж стал. А Санек –