Выли сирены, лампочки превратились в слепящие звезды, воздух в кабине нагрелся до неприличного уровня – пилот выжимал максимум из каждой системы корабля. Даже единственный «светляк» получил прибавку к мощности, озарив иллюминатор маленьким рукотворным солнцем. А когда свою порцию энергии получила и шторка окна, придя в циклическое движение вверх-вниз, каюта и вовсе превратилась в гигантский стробоскоп. Такой феерической посадки планета еще не видела. Корабль горел, сиял, свистел и визжал на все голоса, напоминая сошедшую с ума детскую игрушку. Но Рэм знал – это лишь начало. Собрав волю в кулак, он заклинил стабилизатор относительно главной оси, позволяя машине перейти в свободное вращение. Оставалось только надеяться, что она выдержит и не разлетится на маленькие кусочки в небольшом феерическом салюте.
Бешено вращаясь, глайдер ввинчивался в атмосферу Тверди. Скорость кручения постоянно возрастала, порождая резкие скачки и рывки. В какие-то секунды в каюте устанавливалась гравитация, а затем все не пристегнутые вещи снова устремлялись в свободный полет. Но хуже всего была перегрузка. Как невидимый голодный зверь она рвала Рэма во все стороны, вжимала в кресло до хруста костей, пытаясь превратить в кашу, готовую к употреблению. И мал-по-малу человек проигрывал в этой схватке. Из его носа потекла кровь, глаза заволокло красной мутной пеленой, ноги налились неподъемной тяжестью, а сердце улетело куда-то в макушку.
Ощущая, как немеют руки, охотник вцепился в штурвал, до хруста сжав кулаки. Он знал, что если отпустит управление хоть на секунду, то уже не сможет найти и ухватить его в бешеном круговороте кабины. Но больше всего он боялся пропустить сигнал о достижении нужной высоты. Если по каким-либо причинам это произойдет, то корабль разобьется о поверхность планеты раньше, чем человек на его борту успеет осознать, что произошло. Не от компенсаторов вращения, не от системы жизнеобеспечения и не от ядерного реактора – жизнь беглеца зависела от самого примитивного крохотного динамика, спрятанного в панели управления.
Мгновения раскаленными пулями улетали вдаль, а заветного сигнала все не было и не было. Из-за накала обшивки стало невыносимо душно, а запах горелого пластификатора разрывал легкие в порывах неудержимого кашля. На Рэма накатил приступ паники. «Это конец» – кричало подсознание, провоцируя сдаться, отпустить руки в ожидании конца. Страх был таким сильным, что пробивался даже сквозь действие стимуляторов, и пилоту стоило огромных усилий не податься и не ослабить хватки. И тут – бац! – противный треск сирены на мгновение перекричал даже стук сердца в ушах, заставив пилота отложить прощание с жизнью и вернуться к болезненной действительности. Последним усилием онемевших конечностей он дернул штурвал и увел посудину в затяжную петлю. Маневренные двигатели натужно взвыли, меняя направление тяги, и от их пронзительного свиста уши окончательно потеряли синхронизацию с мозгом. Как и его пассажир, глайдер не был рассчитан на подобные нагрузки,