котором лежал труп. Лицо судмедэксперта было серьезным.
– Тебе лучше чуть отодвинуться, Люси, я сейчас сделаю разрез и вскрою тело…
– Да ради бога! Все будет в порядке.
Патологоанатом взялся за работу. Маску он не надевал. Люси знала: однажды Поль Шене догадался, что жертва наглоталась рома, только по запаху, исходившему от вскрытого им желудка. Почувствовав, что ноги стали держать хуже, она все-таки отступила на несколько шагов. Первую стадию аутопсии – когда с лица снимают кожу, чтобы получить доступ к черепу, а затем и к мозгу, – наблюдателю особенно трудно выдержать. Потому что, во-первых, тут подключается пила и брызжет кровь вперемешку с осколками костей, а во-вторых и в-главных, у мертвого человека отбирают то, что в нем еще оставалось человеческого: глаза, нос, рот.
Шене действовал строго по инструкции, а фотограф без передышки снимал: отпечатки можно будет использовать, например, в суде вместе с заключением судмедэксперта. Вскрытие черепа и извлечение головного мозга, разрез кожи от подбородка до лобка, чтобы получить доступ к грудной и брюшной полости, изъятие из глазных яблок стекловидного тела… К концу первого часа аутопсии все органы жертвы были взвешены и внимательно изучены под лампой. Не только затем, чтобы выявить наличие повреждений, – внешний вид органа и особенно окраска могут показать, имело ли место отравление: если ткани малиново-красные – углеродом, если алые – цианидами… Бурые и красноватые жидкости стекали со стола из нержавеющей стали в расположенный под ним слив. Точными, до миллиметра выверенными движениями патологоанатом вскрыл желудок и стал исследовать содержимое. Взял пробы и поместил их в две специальные пробирки, каждую из которых аккуратно надписал. Затем перешел к мочевому пузырю и здесь тоже взял пробы.
– В пузыре полно мочи. Сильное охлаждение, должно быть, помешало ему облегчиться. Все это пойдет к токсикологам.
Люси провела рукой по лицу. Запахов она больше не чувствовала: ее обонятельные клетки пресытились, – но ощущала, что выпотрошенное тело, разложенное перед ней на столе, не превратилось в кучу требухи, что это человек и что он кричит о своей боли, муках, бессилии. Она подумала о родителях Гамблена. Наверное, новость им уже известна, наверное, они еще не пришли в себя. Их мир никогда больше не будет таким, как был. Она попыталась представить себе лица, реакции этих незнакомых ей людей. Был ли Кристоф их единственным сыном? Общался ли он с родителями?
Люси почувствовала, как перемещается во времени и пространстве. В прозекторской внезапно смерклось, и Энебель оказалась за ее пределами. Услышала, как стучат в двери ее квартиры… Ночью… Увидела, как загорается свет в темных комнатах – далеко, очень далеко от нее… Маленькое сожженное тельце, только ножки остались нетронутыми – наверное, были чем-то защищены от огня…
От света хирургической лампы стало больно глазам. Люси вдруг развернулась, кинулась к двери, толкнула, шатаясь, выбежала в коридор. Ее вырвало, и она соскользнула по стене, зажав голову руками. Все вокруг кружилось.
Чуть позже подошел Шене:
– Может, пойдешь приляжешь?
Люси