расставляла по полочкам в голове, снова обрушились на меня непонятной лавиной вопросов.
Если работы были куплены сразу после того, как мы уехали в «Золотой лес», зачем нужно было устраивать этот откровенный фарс? Он что-то не договаривает. Не зря же его взбесило то, кому посвящены картины на самом деле. Я устала от недопонимания и вопросов. Сделаю заказ и вычеркну этого человека из моей жизни. В который раз.
На второй фотографии был изображен солнечный день. Зеленый утес на берегу моря, усыпанный разноцветными цветущими травами. Вода ближе к земле была ярко-зеленой, переходя возле горизонта в глубокий бирюзовый цвет. Ярко-голубое небо с пушистыми облаками придавали целостность картине. На утесе стояли две девушки в длинных платьях. У одной из них был оранжевый зонтик, который смотрелся, как центр композиции всей работы.
Такое чувство, что я где-то видела эту фотографию, в глубоком детстве, но память окончательно стерла о ней воспоминания. Либо это опять мои тараканы в голове веселятся и подозревают всех подряд. Отгоняю эти надоедливые мысли и направляюсь в студию, делать наброски с фотографии.
Весь день я провела в студии, даже выключила телефон, чтобы полностью уйти в работу. После вчерашнего срыва придется пару-тройку дней работать по ночам, чтобы закончить все вовремя, и я это сделаю. Настрой у меня решительный. Сделать. Вычеркнуть. Забыть.
Запах меда уносит далеко за пределы квартиры и Портленда. Я будто сама стою на этом утесе, а теплый морской ветер играется с моими волосами. Девушки в длинных платьях машут мне рукой и зовут к себе. Я бегу к ним, и мы безудержно смеемся, забывая обо всех проблемах. Смотрю на глубокие воды океана, который вместе с волнами уносит все мои переживания. Мне становится настолько легко в душе, что хочется расплакаться от счастья. Настолько сильно меняет живопись, особенный мир художника, в котором тот живет.
Вместе с пришедшим вдохновением быстрей идет и работа. К позднему вечеру я закончила полностью тени и начала работать со светом. Выдавливаю желтый, красный и индиго. Смешиваю краски по очереди, потом все вместе, потом беру их отдельно. Делаю два-три мазка и смотрю, как получился цвет. Чуть светлее? Добавляю желтого, и снова пробую цвет. То, что надо. Делаю продолговатые мазки на утесе, и тот сразу же начинает светиться жизнью, от красок.
– Вижу, что ты снова взялась за кисть, – голос сестры оторвал от блуждания по собственному миру, но головы я так и не повернула.
– Ага, – мой голос звучит тверже, чем вчера.
– Я рада, что тебе лучше, – ее шаги становились все ближе и вот уже она стоит рядом со мной, внимательно наблюдая за моими действиями.
Не люблю, когда смотрят, как я работаю. Даже Бонни. Люблю писать исключительно наедине с собой. Сестре ничего не говорю, а концентрируюсь на том, какой цвет я хотела взять.
– Может быть, поговорим, Джесси? – тревожный голос сестры заставляет меня посмотреть на нее. – Ты меня