мне рассказали – взахлеб, перебивая друг друга – печальную историю (а на самом-то деле – легенду, миф!) о некоем самородке, который спел эту песню в фильме «Молодые», но, сочинив ее, видимо, так в нее вложился, так себя истратил, что больше, к сожалению, так ничего и не смог написать. И спился …
Я сочувственно покивал, сказал: «Спасибо, извините, что побеспокоил», – и отошел…
«Вот драма-то где! – думал я, сидя опять за своим столиком. – Это же надо! Несколько лет внушать всем окружающим и самому себе, что это ты сочинил, уже приучить всех к этой мысли и самому постепенно привыкнуть. Уже привыкнуть к маске смурного, непредсказуемого самородка, который спит-спит и вдруг как даст! – нечто такое… такое даст!.. Может быть… чего все знакомые от него уже давно ждут, но он почему-то все медлит… Но уже вот-вот, скоро он всем покажет такое, что все ахнут в изумлении и восхищении!.. Каково это! Носить такую маску и годами так ничего и не выдавать по причине того, что-де природа выброса у настоящего гения – таинственна и внезапна, как извержение вулкана, поэтому пока – только молчать, грозно молчать, якобы накапливая в себе огненную лаву слов и мелодий…
Ну и пить, конечно, вот как Есенин или Высоцкий… И при этом знать – там, в самой глубине, что песню, ту единственную, за которую тебя уважают, ты украл, что ты не тот, за кого себя выдаешь, что ты все время только делаешь вид, что можешь, а сам не можешь ничего, и что Есенин и Высоцкий хоть и пили, но писали хорошо и много, а ты… И носить, носить эту занозу в себе, и она будет ныть и мучить, а вынуть нельзя, потому что тогда надо будет признаваться: я не тот, простите!.. А тогда уж – совсем катастрофа! Отваги на это нет, и заноза постепенно превращается в нарыв, надрыв, разрушение себя изнутри. Выхода не видишь, и остается только местный наркоз – водка и общий наркоз – много водки. И смешно, и страшно, и жалко…»
Подошел поезд. Я уехал…
Легенда № 2. Несчастный белый офицер
Еще одна компания молодых людей. Несколько юношей и столько же девушек. Всем уже более-менее понятно, кто с кем будет, взаимные интересы определились, танцы и любовь – не за горами, уже скоро… Однако есть еще общепризнанное оружие массового поражения женщин – это лирические песни под гитару. Когда уже любовный зной сгущается над комнатой, за окном темнеет, но свет не зажигается; когда все начинают разговаривать вполголоса; когда случайно встречаются руки – и взгляд уходит от ее лица не так поспешно, а потом и вовсе нагло застревает в ее глазах, смущая, предлагая, обещая… то есть когда поле уже вспахано и даже засеяно, тогда остается только пролиться дождику – и все взойдет и зазеленеет.
Этот дождик (практически из слез) вызывается тем самым оружием массового поражения, песнями под гитару, отчаянным сантиментом исполнителя, невидного в общем-то мужчины, юноши, молчавшего до поры в углу. Он может петь даже плохо, но содержание подкупает. Все затихают. Всем начинает хотеться любви не простой, а возвышенной и поэтической; неизбежный предстоящий «разврат»