едва прикрытая низким вырезом платья, – выглядело не менее соблазнительно. И ему предстояло провести рядом с этой женщиной ночь, не смея даже к ней прикоснуться?
Мартин стиснул зубы и заставил лицо принять подобающее выражение.
После того как Хелен благополучно поднялась наверх, он добрался до чердачного окна и приоткрыл его, пустив внутрь холодный ночной воздух и неверный лунный свет, пробивавшийся сквозь дождевые тучи. Загасив лампу, Мартин поставил ее на безопасное, освещенное луной место. Еще раньше он принес из коляски дорожное одеяло. Он расстелил на сене свою шинель и, взяв одеяло, протянул его своей спутнице:
– Вы можете лечь здесь. Укройтесь как следует, иначе замерзнете.
Хелен с благодарностью взяла одеяло, но, развернув его, поняла, что оно только одно.
– А как же вы? Разве вам не будет холодно?
Под покровом темноты Мартин скорчил гримасу. Он надеялся, что ночной воздух поможет ему остудить разыгравшееся воображение. Слишком хорошо осознавая направление своих мыслей и то, что голос может выдать его, он заставил себя придать ему большую непринужденность.
– Ночь на сеновале, заполненном сухим сеном, – ничто по сравнению с тяготами походной жизни. – С этими словами Мартин улегся на сено, вытянувшись во всю длину.
В тусклом свете луны Хелен увидела, как он улыбнулся ей. Она завернулась в одеяло и уютно устроилась на еще не успевшей остыть шинели.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Минут десять они лежали тихо. Мартин наблюдал через чердачное окно за облаками, наползавшими на луну. Потом снова во все небо сверкнула молния. Лошади негромко заржали, но снова успокоились. Он услышал, как его спутница беспокойно зашевелилась.
– Что случилось? Вы боитесь мышей?
– Мышей? – громко воскликнула Хелен и села прямо.
Мартин мысленно послал проклятие своему длинному языку.
– Не беспокойтесь насчет их.
– Не беспокоиться… вы, должно быть, шутите!
Хелен вздрогнула. Мартин ясно видел это в лучах лунного света, проникавшего через чердачное окно.
Закутавшись в одеяло, Хелен старалась побороть нарастающий ужас. Она сидела неподвижно, тяжело дыша, пока очередной удар грома не расколол ночное небо.
– Если хотите знать, я боюсь грозы. – Это признание, сделанное сквозь отбивающие дробь зубы, она произнесла голосом почти срывающимся на визг. – И еще мне холодно.
Мартин услышал в ее голосе жалобные нотки. Она по-настоящему испугалась. Черт! Гроза лишь набирала силу. Если он ничего не предпримет, чтобы успокоить ее, у нее, чего доброго, начнется истерика. Прикидывая, что безопаснее для здоровья, целомудренно провести ночь с прекрасной Юноной или оказаться на полях сражений в Испании, Мартин тяжело вздохнул и встал. Он гадал, можно ли отнести то, что он намеревался сделать, к разряду самоистязаний. Заснуть будет трудно, а может быть, и вовсе невозможно. Он подошел к тому месту, где, окаменев под