берут. Улыбка на его лице говорила не о радости от свершившегося факта, а скорее являлась ухмылкой из глубины души: «Где-то я уже это слышал сегодня».
Два дня до отправки тянулись долго. Пребывание в лагере Можайки начинало тяготить, как просыпающаяся после наркоза боль от зашитой раны. Настал момент погрузки на машины, и Андрюха первый раз за последние дни ощутил позитив в душе и предчувствие чего-то интересного, хотя и абсолютно неведомого. Полностью избавиться от тяжести ситуации в ближайшие дни, а может, и месяцы надежды особо не было. Грузовики привезли будущих стратегов на Московский вокзал, с которого начиналась и на котором закончилась Андрюхина «дорога в космос». Впереди – два дня поезда. Потом —неизведанное.
После первого десятка часов пути позитивные мысли так и не спешили навестить голову. К тому же должны были проезжать Брянск, и предательская тоска по дому и беззаботному детству принялась бередить рану. Под хруст поедаемого сухпайка вспоминалась мамкина картошка и помидоры. И не верилось, что детство прошло, и уже не вернуться в компанию шумных одноклассников, в огни дискотек, рейды по цветметовским свалкам, к возне с двигателем на велике в сарае, мерению весенних луж в сапогах, ожиданию очередного беззаботного лета. Но друзья уже далеко, и у всех своя жизнь. Велик с мотором давно угнали, и очередное лето уже настало. Но оно совсем не беззаботное.
Поезд был скорым и не останавливался на Втором Брянске, а слегка притормаживал. Проводники даже не опускали подножки, а некоторые и вообще не открывали дверей. Андрюха написал письмо родителям, но не был уверен, что сможет отправить его на станции. Открыть дверь проводника уговорить удалось. Поезд притормозил до скорости пешехода, но так и не остановился. Свисая над перроном, Андрюха крикнул проходящему мимо мужику: «Отправьте, пожалуйста!» и помахал конвертом. Конверт спланировал и опустился на перрон рядом с лужей. Андрюха только успел увидеть, что мужик подбежал, поднял конверт и помахал, мол, «всё сделаю». Теперь родители должны узнать, где он. Наверно, удивятся, что тот уехал на север, а через месяц написал с юга. «Что такое пара-тройка тысяч километров для бешеной собаки?».
Протоптанная вдоль путей дорожка, по которой иные счастливчики имеют возможность просто идти в вольное «куда-то», уже начала ассоциироваться с потерянной свободой. Он ещё много раз будет видеть её, возвращаясь из отпуска. Всегда будет бороться с нахлынувшей тоской и пытаться заблокировать атакующий мозг предательский вопрос: «Неужели это на всю жизнь?»
Сейчас поезд в первый раз увозил его всё дальше от родных мест. Постепенно природа за окном менялась. Начиналась жара, которая не приносила особых проблем. В вагоне ехала почти одна абитура. Ни детей, ни стариков. Открыли всё, что можно, и тёплый сквозняк гулял без остановки. Сухпай был вполне съедобным, лежать можно было сколько угодно, и большинство воспользовалось советом набираться сил и ловить момент «вынужденного оттяга», так как в ближайшие полгода