двери, и калитка скрипнула. На мужчину глядел бородатый дед в ватнике, бязевых кальсонах и исподней рубахе – морщинистые ноги в резиновых калошах.
Может быть, он разглядел наколки? Может, просто учуял – звериным нюхом?! Густо прохрипел:
– Сиделец? Скитаешься? Нехде переночевать?
– Да.
– Заходи. До утра приму.
И широкую спину показал бесстрашно, зашаркал калошами по дорожке. В эти спину и ватник Сейфула спросил с наигранной дерзостью:
– А не боишься, дед? Придушу да ограблю.
– Всякой твари – свой срок! – откликнулся старик, не оборачиваясь. – А грабить можешь тока хрен свой, коли найдёшь. Больше нечего грабить у меня…
В сенцах хаты было тепло – видать, самодельное отопление с газовой печкой. Топчан, старое одеяло, подушка серой ткани.
Старик морщинистой рукой показал: «Вот для тебя» и прибавил:
– В избу не ломись. Глуховат я, да и сплю крепко.
И скрылся за тяжелой дверью, наглухо задвинув щеколду.
Утром хозяин пригласил разоспавшегося Сейфулу к столу. Глазунья со щедрыми шматами сала, маринованные огурчики, дольки луковицы, черствый хлеб, самогон…
– Не беглый?
Кашапов предъявил справку об освобождении.
– Не нашенский, стало быть… Куда путь правишь?
– К корешу еду лагерному – может, подскажет, где какую работу найти; как с жильем устроиться. Домой… – Сейфула на миг задумался – …не хочу! Там мать, сестры замужние… правильные все – будут стыдиться, корить-совестить, а я уж не маленький…
– Бугай ты здоровый! За что сидел-то?
– Тебе правду сказать или соврать?
– Ну и молчи – меньше знаешь, крепше спишь… Ты наливай да пей, не стесняйся. Хоть дело твое и бесконечно важное – друга достичь, но я рассудил: у зятька моего на автостанции есть забегаловка придорожная, – старик скрипуче хехекнул, издав своеобразного тембра смешок. – «Вдали от жен» называется. Мог бы ты ему там сгодиться. Баил, что рук не хватает и толкового парня…
– Опять криминал? Нет, хватит. Против закона не пойду…
Старик игнорировал его вопрос.
– Ты не хватай вожжу, покуда не запряг… Быстрый какой. Ты теперь посиди за столом – поешь, выпей вдосталь и спать ложись. Внучок прибежит проведовать – он меня кажный день проведат – я его на лисапетке на автостанцию отправлю. Передаст, что надо – может, к вечеру и зять мой явится, коли соизволит… Он сам такие дела решает. Если сладите, будет тебе и ксива, и хаза, и дело с баблом…
«Черт!» – подумал Кашапов. – «Не этого ведь хотелось. Может, к Анюте снова вернуться? Да поди теперь не найти – удрал, как тать в нощи, не разбирая дороги…».
Тоскливо наплескал себе полстакана мутного самогона, выпил – ладно, посижу-подожду, может, сама судьба велит мне остаться здесь. Допью самогон, спать завалюсь…
Голову уж сносило.
Откуда-то издалека стариковский ворч:
– Жестокая наша страна! И люди