взором уставился на Глеба.
– Ладно, я пойду, – неуверенно проговорил Глеб.
– Иди, – небрежно ответил здоровяк, пытливо смотря на Глеба.
Когда скрывающееся за пустынным горизонтом солнце стало уступать место задумчивому сумраку, Глеб сел в автобус и с безнадёжной болью в защемлённом сердце поехал на похороны.
Преодолев пятьсот километров безотрадного пути, он наконец переступил порог бабушкиного дома. Поздоровавшись и обнявшись со скорбящими отцом, матерью и братом, Глеб сразу же подошёл к гробу, в котором лежала почившая бабушка. Он безотрывно смотрел на её бестревожное лицо, укрытое неснимаемым покровом смертного покоя. Стоявший в доме жуткий холод был внешним безобманным отражением его внутреннего состояния. Будто всё неразменное, пленительное счастье невозвратно ушло из этого подсолнечного мира вместе с добрейшей бабушкиной душой.
Обремённый тяжким грузом несносимой скорби Глеб долго стоял неподвижно, словно его слабеющее тело тоже утратило жизненную силу. Как же он был несносно виноват перед бабушкой, которая неостываемо любила его. Словами невозможно передать всесозидающую силу её безмерной заботливой любви. Только теперь не у кого слёзно вымаливать прощения. Не раз сказанные бабушкой слова: «Вот Глеб приедет, и мы вместе сделаем…» (а дальше шло перечисление различных дел) несмолкаемо звучали в голове Глеба ещё очень долгое время. Они были своего рода неотвратимым вразумительным бичом для него, что должен был заставить Глеба переосмыслить его жизненную позицию, его коснеющие, ошибочные взгляды на те или иные вещи.
Часто мы самообманно полагаем, что у нас впереди ещё уйма времени, что мы когда-нибудь потом непременно навестим близкого человека, навестим, но в следующий раз. Только мы преступно забываем, что следующего раза может и не быть.
То и дело отходя от бабушки по различным делам, а их в связи с подготовкой к похоронам было предостаточно, Глеб снова и снова неизбежно возвращался к ней. Он смотрел на неё и ясно видел своими страдальчески-кручинными глазами, что она мертва, только безгранично любящее сердце всё равно отказывалось верить в это. Глеб смотрел на бабушку, и ему казалось, что она всего лишь спит, что она сейчас встанет и приветственно обнимет его, как бывало раньше. Но этого не происходило и не могло произойти: бабушка мертва, и этого не изменить, как и не изменить того, что Глеб в своё время трагически не изыскал возможности лишний раз увидеться с ней.
Охлаждённый безутешной скорбью дом постепенно наполнялся людьми, пришедшими проститься с бабушкой Глеба. Раздавленный гранитною плитой горестной кручины Глеб ходил по некогда принадлежащим бабушке владениям и вспоминал многорадостные дни, проведённые с горячо любимой бабушкой. Он вспоминал, как с великой радостью охотно помогал ей по хозяйству, как она была счастлива рядом с ним и другими любимыми внучатами.
К полудню в опустелом доме возле гроба бабушки Глеба собралось много народа. Местные бабушки, укрывшись чернотканным пологом печали, стали