озарённые божественным сиянием. Его к ним манила какая-то неведомая сила, таинственно сокрытая в нём самом. Он не понимал – он с упоеньем ощущал эту притягательную силу, манящую его к природе. И ему этого было достаточно. Ведь человек не старается понять, почему в счастливые моменты он счастлив, он лишь бездумно упивается этим сладостным и тёплым чувством. Лучше насладиться живительной водой в часы губительного алкания, чем словоблудно рассуждать о её происхождении.
Возвращаясь домой в один из подобных унылых вечеров, Глеб и представить себе не мог, что сегодня своим отходом ко сну откроет дверь знаменательным событиям, которые вольются в его серую, однообразную жизнь, подобно солнечному свету, согревающему сердце и воспламеняющему давно остывшие в нём чувства.
На следующий день на работе во время обеденного перерыва, Глеб, как всегда, прежде чем приступить к трапезе, подошёл к стоявшему на кухне телевизору и включил его. Появившаяся нечаянно телевизионная картинка ошеломила его. На экране он увидел её, оказавшуюся гимнасткой соседку по автобусному креслу, укравшую его сердце и подчинившую своей усладительно приятной воле его не противящийся этому пленённый разум. В самозабвенном созерцании её Глеб совершенно забыл про свой остывающий обед, про спешный ход неумолимого времени, отведённого ему на трапезу. В столь счастливый момент ему было безразлично всё это. Единственное, чего ему хотелось – лицезреть Веру.
Не способный оторвать от неё свой умилённый взор, он простоял так весь обед, пока насмешливые работники, дивившиеся забавляющим их ступором Глеба, не сообщили ему, что настала пора возвращаться к работе. Преодолев жгучее любовное желание, он наконец выключил телевизор и убрал свой нетронутый обед в шкафчик.
Спустя три долгих месяца, прошедших для Глеба в беспрестанных душевных мучениях, она снова стремительно ворвалась в его мысли, в его жизнь. Рассеяв удушливый мрак тлетворной удручённости, сгустившийся над ним, она стала для него путеводным светом в непроглядной темноте, к которому стремятся, в надежде покинуть промозглую пещеру одиночества.
«Почему именно сейчас, – размышлял Глеб, совершенно забыв о своей работе, – спустя столько времени, когда её чарующий прелестный взгляд, её длинные мягкие волосы, чудно развевавшиеся на весеннем ветре, да и сам образ Веры начали почти изгладились из моей памяти, она снова предстала предо мной, пусть лишь на экране телевизора. Словно сама судьба не позволяет мне бросить её миловидный образ в бездонную пучину холодного забвения, не позволяет окончательно угаснуть уже поблёкшему огню воспоминаний».
В течение всего оставшегося времени опостылевшей ему работы он бездумно, словно окутанный неприветливым туманом, слонялся по безжизненному магазину. Глеб не мог внятно объяснить покупателям функции или же преимущества той или иной продукции, поскольку его разум, как заброшенный в бушующее море унынья и смятений челн, бился о незыблемые скалы