всё выше, всё выше стремим мы полет наших птиц».
Отец отправлял вчера эшелоны с техникой, с новобранцами. Красный командир, летчик, прибывший за пополнением, сказал ему правду:
«Немцы все наши самолеты на земле сожгли. Я на Северный полюс летал, а меня – на железную дорогу. По канавам от немецких самолетов бегаю прятаться. Бомбят безнаказанно! Мы по ним из пистолетиков пукаем».
Алеша посматривал на небо. Чистое. Вот только где теперь немцы? Минск они взяли через неделю, как начали войну.
– Все-таки не фронт, – сказала бабушка, сама себя утешая.
А Сашка с Витькой уже затеяли стрельбу, перебегая от дерева к дереву:
– Пах-пах! – Трах-трах! – Пах-пах! – Тры-ты-ты!
Алеша передал Дину бабушке:
– На озеро схожу!
Евдокия Андреевна остановилась у Казанского, давно закрытого собора:
– Господи! Помолиться негде!
– Церковь у нас на кладбище.
– На кладбище, – согласилась бабушка. – Ты, Алеша, не загуливайся. Я отдохну и схожу в храм. Поленишься – век себе не простишь. Молебен закажу.
– Я быстро.
Алеше показалось – озеро ждет его. Вскинул глаза на дома по набережной. Настоящие советские дома. Для стахановцев. А вот озеро было и будет. На все времена.
Вода – зеркало для неба. Зеркало-то зеркало, волны нет, а земля взгудывает: озеро ломит берега. Гулы тревожные, будто на душе у земли пусто. Не желает быть отданной немцам? А как ее защитить, родную землю? Отцу проситься на фронт запрещено. Для заместителя начальника транспортного цеха тыл – передовая. Павла в Киров повезли, в бывшую Песочню, всего за тридцать километров. В Кирове приготовляют линию обороны.
Но лопата – не винтовка.
Самому пойти в военкомат? Ребят 1925 года рождения прочь гонят – военкому нужно самое важное доказать: от каждой семьи должен быть воин. Тогда немцев на фронте будет меньше… У комиссии один ответ: ваше дело – учиться. «Их хабе ди натур…» чего-то там «флюр». Вольфганг Гёте… А наши отступают. Товарищ Ворошилов, товарищ Буденный, товарищ Тимошенко – маршалы Советского Союза, герои Гражданской войны, непобедимые… Как же так? Толю Апатьева в военкомате даже слушать не стали. Он в дверь, а ему: «Кругом марш!»
Надо пойти вечером, когда военком устанет. Алеша поднял руку перекреститься. Как бабушка. И дотронулся до кармана, где комсомольский билет. На себя надо надеяться, на свою страну.
Вода, леса, простор… Если люди ослабели, пусть земля за себя постоит.
Одними губами, но всею силой, какая есть в человеке, попросил:
– Немцы придут, поднимись, Ломпадь, поднимись, Неполоть! Утопите все их танки, все их пушки!
Домой пришел. Евдокия Андреевна в церкви, Дину с собой взяла.
– Бабушка говорит, детская молитва самая сильная, – сказал Витька.
– Вот и помолись обо мне. Я к военкому. Только помалкивайте. И ты, и Сашка.
В военкомат поспел перед закрытием. Чуть было не столкнулся с рабочими отцовского цеха. За угол отскочил. Всех троих Алеша знал; мрачные, смотрят перед собой, молчат – погнал