– носилки, упаковочный пакет на молнии. Пришлось посторониться, ступив в лужу. Подошел к своим. Ширяев, или как его там, прощался, пожал руки Семенову и мне:
– Протокол осмотра у вас, Алексей? Все остальное завтра, завтра… Я поехал.
Сел в кабину труповозки.
– Ну что, Семенов, муж – первый подозреваемый?
– Не думаю. Ты протокол-то почитай. Там вокруг все затоптано, прямо по пятнам крови. Следы кроссовок сорок второго размера, а у этого, – он махнул рукой в сторону мужика, – у этого сорок пятый, я проверил.
Сам знаю, что не этот спившийся бедолага уконтрапупил свою бабу. Если б он, значит, и остальные на нем, а на Ганнибала опоек не тянул. Куда ему. Но так или иначе, а поговорить с ним придется. Пошлепал по грязной размазне в сторону стола с лавками. Мужик уже не выл, а тихо скулил побитой собакой. Тетка сидела рядом с ним, обняв, прижимала его голову к своей груди.
Не успел подойти. Санитары вынесли тело во двор, потащили к труповозке. Мужик вскочил, с воплем кинулся к ним, тетка бросилась следом. Ребята остановили его, а он рыдал в голос и все рвался туда, к черному пластиковому мешку, который грузили в машину. Я остановил бегущую женщину. С этим не поговоришь, так хоть с ней. Представился. Спрашиваю, кем она приходится, глянул в протокол, составленный Семеновым, кем приходится Яковлеву Сергею Николаевичу.
– Я его мать, – говорит.
Надо же мать, а мне казалось, они ровесники. Еще раз глянул в протокол на год рождения этого Яковлева. Ему, значит, тридцать пять всего. А тянет на полтинник. Я пошелестел листами, вот: Феоктистова Елена Васильевна, действительно мать, пятьдесят с хвостиком, адрес.., образование высшее, место работы – прочерк.
Лучше всего разговаривать со свидетелями сразу, на месте, пока в мозгу держится свежее восприятие события, пока не наложились поверх картинки ложные воспоминания, собственные домыслы, чужие идеи. А то иной раз такого навспоминают. Начнешь анализировать, а это, вообще, из кина типа «Бригады».
– Елена Васильевна, я могу с вами поговорить?
– Нет, конечно, вы же видите – не до вас. Мы сами к вам придем завтра или послезавтра. Скажите, куда приходить, – отмахнулась, даже не глядя на меня, вся обращена туда, где бьется в руках Семенова ее обезумевший сынок.
Я ей визитку сунул, и она, кивнув головой, убежала к своему чаду. Шлепала тряпичными тапками по слякоти, не глядя под ноги, разбрызгивая ошметки грязи – спешила успокаивать, держать, спасать.
Элла
В первый раз
Час ночи на дворе, а эта стерва орет, разоряется на весь двор. Из подъезда вывалилась – жаба жирная – и давай хрипеть-сипеть, и все матом. Сверху из форточки ей:
– Уймись, шалава!
Так она еще громче давай. Мерзкая тварь, злая, красным фонит, под красным – желтая подложка страсти. Сука похотливая, лает, потому что потрахаться не удалось. Ненавижу… Тут окно на первом этаже открылось, мужик оттуда выставился, рожа пропитая. Я далеко стою, на тропинке за кустами, а и отсюда