Филип Дик

Валис


Скачать книгу

Толстяк. – Все происходило иначе. Как когда Бог излечил меня.

      К счастью, Кевина в этот момент не было. Он не считал, что Толстяк-Лошадник излечен (да и никто не считал), и уж точно это сделал не Бог. Рассуждения Кевина основаны на той самой логике, которую развенчивает Фрейд, – автокомпенсационная структура, основанная на двойном предположении. Фрейд рассматривает такую структуру как разоблачение рационализма. Вроде как кого-то обвиняют в краже лошади, а он отвечает: «Я не ворую лошадей, да и лошадь эта никудышная». Если задуматься, можно увидеть стоящий за такими словами мыслительный процесс. Второе заявление не усиливает первое – так только кажется на первый взгляд.

      Говоря в терминах наших бесконечных теологических споров, основанных на предполагаемом общении Толстяка с Богом, автокомпенсационная структура, исходящая из двойного предположения, должна была бы выглядеть следующим образом:

      1) Бога нет;

      2) и в любом случае Он тупица.

      Внимательное изучение циничных разглагольствований Кевина совершенно разоблачает такую структуру. Дэвид постоянно цитировал К. С. Льюиса; Кевин сам себе противоречил в рьяном желании развенчать Бога; Толстяк невнятно пытался пересказать информацию, вбитую в его голову при помощи луча розового света; Шерри, которая ужасно страдала, сипло твердила какую-то набожную чушь. Я же менял взгляды в зависимости от того, с кем в данный момент беседовал.

      Никто из нас толком не понимал, в чем дело, зато у всех оказалось полно свободного времени. Эпоха наркотиков закончилась, и у нас должна была появиться новая страсть. Благодаря Толстяку этой страстью стала теология.

      Любимое старинное речение Толстяка гласит:

      Могу ли думать, что великий Яхве спит,

      Как Шемош и другие сказочные боги?

      Ах! Нет. Услышал мысли он мои и записал их…

      Толстяк не любит цитировать окончание:

      Вот что мой разум мучит

      И тысячью когтей впивается мне в грудь,

      В безумие пытаясь ввергнуть…

      Это из арии Генделя. Мы с Толстяком любили слушать «Серафимовский» гигант с записью Ричарда Льюиса. Все глубже и глубже…

      Однажды я сказал Толстяку, что другая ария на пластинке точно передает состояние его разума.

      – Что еще за ария? – поинтересовался Толстяк.

      – «Полное затмение», – ответил я.

      Затменье полное! Ни солнца, ни луны,

      Средь бела дня сплошная чернота.

      О свет небесный! Жизнерадостных лучей

      Не видно, чтоб порадовать мой взор.

      Зачем же Ты нарушил Твой закон

      И сделал солнце, и луну, и звезды

      Сокрытыми от взора моего?!

      На это Толстяк заявил:

      – В моем случае все как раз наоборот. Я освещен божественным светом, который изливается на меня из другого мира. Я вижу то, чего не видят другие люди.

      В чем-то он был прав.

      3

      Вот какой вопрос нам все время приходилось