детей оставило меня без цели: не на что отвлечься, нечем заняться. В отличие от Чарли, мне одной работы недостаточно. Кто-то однажды сказал: «Бороться только за себя – просто защитная реакция, и это горестно». Именно. Так и есть. Никак не заглушить постоянный внутренний крик: «И это что, все?»
Я живу в Ноттинг-Хилл, и здешняя реальность далека от изображенной в фильмах студии «Воркинг Тайтл». Аристократы с безупречными прическами, которые иногда позволяют себе напиться, живут дальше, в Фулхэме и Уэндсворте, а если при больших деньгах – то и в Кенсингтоне. У нас тут есть свои поши, в основном тусовщики или модники с оценивающими глазами. Еще здесь куча бывших наркоманов-джентри и множество модных тори – приятелей Дэвида Кэмерона[11]. Их привилегия государственного школьного образования размывается этническим разнообразием этого уголка нашей страны, одного из самых пестрых в этом отношении. По последним подсчетам, в Северном Кенсингтоне, самом живом и веселом районе королевского боро «Кенсингтон и Челси», живут представители более девяноста различных этнических групп. Так что – да, я иногда весело машу сыну герцога, а в другой раз задеваю человека, который выводит на стене «Ноттинг-Хилл», слоняясь по району в анораке. Здесь живут и «другие» британцы – португальцы во втором, третьем и четвертом поколениях, марокканцы, испанцы или колумбийцы, недавно прибывшие выходцы из Судана и Сомали. И в основе всего этого разнообразия в глаза бросается, особенно в августовский банковский выходной, контингент из Вест-Индии, появившийся вместе с Виндраш[12] в пятидесятых. Их смешение порождает магию. Я знаю здесь всех, но не встречала никого, хотя бы отдаленно похожего на Хью Гранта или его очаровательных, неуклюжих, безобидных приятелей из фильма[13]. Хью живет в Эрлс-Корт на другой стороне района. Все это знают, разве нет?
В очереди за кофе замечаю Кита, элегантного пиарщика из Северной Ирландии. Такой чистенький и опрятный. Не хочу, чтобы он видел меня в состоянии жуткого похмелья. Сжавшись, прячусь за француженкой в мужском пальто от «Кромби», но вдруг замечаю рядом с Китом коричнево-белого уиппета. Желание погладить собаку перевешивает стыд из-за старых потрепанных джинсов.
– Эй, Кит, – окликаю его, выглядывая с улыбкой из-за француженки. – Это твой?
– Кейт! – он приветствует меня обезоруживающе тепло. – Да, это мой мальчик, Кастор. – Собака стоит неподвижно, а я глажу ее от головы по спине. Эффект похож на дозу валиума. Я до сих пор чувствую, что вся пропитана дымом и грязью прошлой ночи, но смеюсь над этим и добавляю подробности, живописуя, почему поздно легла и теперь мучаюсь отходняком. Кит фыркает: «Как же знакомо», – и его смешок звучит в унисон с мрачноватой эмпатией.
– Но сколь веревочка ни вейся… – начинает он.
– Так ведь?
Мы с Китом садимся за столик от «Формика», чтобы выпить наш чертовски крепкий кофе. Я успокаиваю себя, поглаживая шелковистые уши пса, покручивая