хруст и треск кустарника, но дождь здорово приглушал все звуки, помогая нам, как никто другой.
Затем мы со всех ног кинулись в хату, боясь непрошеных гостей. Кто же знает, что у этих немцев на уме? Сестра схватила немецкие карабины и, спустившись в земляной погребок под кладовой, зарыла их где-то там в каком-то схороне, чтоб их не нашли при обыске.
Я в это время сорвала с печи занавески, сунула их в печь, чтоб утром сжечь – сейчас печь затапливать было нельзя, немцы сразу почуют неладное. Потом взяла тряпку, банку с тлеющей лучиной и стала выискивать капли крови, разлетевшиеся по горнице – сначала осмотрела все стены, потом стала ползать по полу, вытирая на нём оставшиеся капли, уже подсохшие к тому времени. Ко мне присоединилась сестра, и мы почти всю ночь рыскали по горнице и выискивали эти застывшие капли, а сами разговаривали и разговаривали, не замолкая.
Наталья опять поведала мне истории об уходе мужа и сыновей на фронт, о том, что весточек от них никаких нет. Живы ли они, погибли ли – это ей не ведомо. Рассказала, что здесь, в их селе, немцы чувствуют себя хозяевами. Только не хорошими добрыми хозяевами, заботящимися о сельчанах, а совсем наоборот: устраивают облавы, допросы, грабят, пытают и жестоко убивают. И постоянно ищут партизан! В каждой хате им мерещатся только партизаны и предатели.
А каким жестоким истязаниям немцы подвергают пойманных партизан, устраивая на глазах у всего села показательные казни! Чтоб другим не повадно было! Расстреливают не только пойманных партизан, но и все их семьи! За укрывательство. Не жалеют ни женщин, ни детей. Повезло тем, кто сумел, бросив жильё и весь свой скарб, добраться через Европу к родным в Португалию, Англию, Канаду, Соединенные Штаты или вообще в Австралию – там не так страшно, как здесь! Там нет войны! Даже в Европе намного спокойнее, чем на Украине – немцев ведь там, как они судачат, приняли с распростёртыми объятьями, фактически подарив им ключи от городов и сёл! Там, говорят, не было таких диких бомбёжек и зверств, как здесь, на Украине.
«А кто-то, – продолжала свой рассказ сестра, – у кого остались какие-либо родственники в Германии, ринулись туда. Ходят слухи, что немцы не трогают тех, кто имеет немецкие корни, привечают их, относя к особой расе, поэтому, пытаясь спасти своих детей, некоторые семьи покидают насиженные места».
Вот так и смогла Наталья передать мне письмо, которое я нашла перед самым уходом на фронт. Не знала сестрёнка, дойдет ли её письмецо, наудачу передавала. А ведь дошло, родимое! В Германию, как оказалось, надёжнее письма отправлять, чем родному мужу Егорше с сыновьями за линию фронта: в Германию сейчас через Европу все границы открыты – немецкие посты легко можно было обогнуть через лес. В лес немцы теперь особо не суются – боятся партизан. Вот мирные жители туда-сюда лесами и шастают. Конечно, боятся на немецкий патруль нарваться, но всё равно рискуют, коли нужда есть.
Я пребывала в страшном недоумении – я-то владела совершенно другой информацией: в моем воображении до сегодняшней