Также нам были выданы серые блузки, юбки, кители или шинели без погон, на которых была нашита эмблема Красного Креста. Эту казённую одежду мы могли носить где угодно и когда угодно – даже дома. Но особенно нам нравились тёплые прорезиненные плащи, которыми руководство госпиталя, расщедрившись, обеспечило нас весной 1941-го года. Плащи были просто бесподобны – модные, лёгкие, теплые и очень комфортные! Да ещё и с капюшоном, что в довоенные годы было огромной редкостью. Как говорится по-русски – и в пир в них можно, и в мир!
До последнего момента я была твёрдо убеждена, что могу попасть на фронт лишь добровольно – я же не являлась военнообязанной, но вышло всё совсем наоборот. Все отделения Красного Креста, находящиеся в Германии, жёстко контролировались властью, и мы, являясь квалифицированными сёстрами милосердия, обязаны были отбыть к «месту ведения боевых действий» по первому требованию руководства. И отказаться от этой «добровольной» мобилизации было совершенно невозможно – меня отправляли на фронт в том же самом обязательно-принудительном порядке, что и моих сыновей.
Вечером, когда я, подписав необходимые бумаги, выслушав кучу инструкций и подписав их, изнемогая от дикой усталости, вернулась домой и озвучила своему супругу, что завтра вместе с госпиталем отправляюсь на фронт, то прочитала в его глазах ужас… Потом он сел рядом со мной, крепко обнял и молча заплакал. Одними глазами. Я заплакала вместе с ним. От безысходности, от того, что ничего нельзя изменить – военная машина закрутила в свои жернова и нас…
Всю ночь мы собирали в дорогу мои вещи – близилась зима, поэтому мы метались по квартирке, хватая то одно, то другое. Мы не знали, что брать с собой, а инструкций на этот счёт нам никаких не дали. В том, что нас будут кормить, мы не сомневались, а вот будут ли выдавать хоть какую-то одежду, мы не знали вовсе. Как выяснилось потом, в отношении еды мы крепко ошиблись.
В итоге мы приготовили несколько бутербродов и наложили полный чемодан пожитков, да так плотно их напихали, что я с трудом смогла этот чемодан поднять.
Утром нас забирал военный грузовик. Подъехал прямо к подъезду. Александр проводил меня, загрузил мой чемодан, крепко прижал, как будто прощался навсегда. Я же, обнимая его в ответ, словно находилась в каком-то полуотрешённом состоянии и никак не могла поверить в происходящее. Я тоже не знала, надолго ли мы расстаёмся, но надеялась, что не более, чем на один-два месяца…
Мы отправились к месту расположения нашего прифронтового госпиталя. Ехали медленно – сначала объехали весь Мюнхен, собирая медицинский персонал, и лишь к вечеру выехали за город и двинулись в сторону фронта. В грузовике нас было девять человек. Следом за нами должны были отправиться ещё три бортовых машины с врачами и сёстрами милосердия. Пока мы объезжали город, мне всё ещё казалось, что всё происходящее – это лишь сон. Я словно ждала сигнала «отбой», но так и не дождалась…
Рогатое пророчество
Добирались мы почти четверо суток, всё это время