на редьку (это сходство весьма забавляло Рэссимонда), объявил, что его высочество герцог Милертский и его высочество герцог Артехейский ожидают, когда его величество соизволит их принять.
– Принцы? – недоуменно переспросил король.
– Да, ваше величество, вы приказали им явиться.
– Пусть войдут.
Из-за недуга Эрвик отдавал приказы и забывал о них. С досадой он подумал, что вскоре во дворце начнут шептаться, будто его величество сходит с ума… если уже не шепчутся. А там недалеко и до площадей. Король снова сел в кресло и, превозмогая боль, выпрямил спину.
Принцы вошли в комнату и заняли небольшие креслица напротив Эрвика. Одинаковые прически со спиралевидными локонами и медовый цвет волос делали братьев на первый взгляд очень похожими. На второй сходства уже наблюдалось меньше.
Двадцатипятилетний герцог Артехейский, невысокий, жилистый, с мощными плечами, казался старше своих лет. Армалонцы с издевкой называли его «Красавчик», благодаря багровому шраму, пересекавшему левую щеку. Уродливая метка, оставленная принцу войной, в Армакере поэтически именовалась «сьерским поцелуем». Бешеный нрав Эрелингов, упрямство и своеволие горели в крови Рэссимонда, истинного сына своей эпохи. Всегда в оппозиции, всегда в распрях! Он был головной болью королевской семьи.
Артори Милертский, которому шел двадцать девятый год, являл собой полную противоположность младшему брату. Принц-наследник был изящен, высок, говорил мало, ровно и почему-то всегда оказывался прав. Последнее особенно выводило из себя герцога Артехейского и раздражало короля. Ледяное спокойствие, безукоризненное поведение создавали ему неплохую репутацию на Королевских советах, сановники и послы иностранных держав предпочитали иметь дело именно с наследным принцем, а не с болезненным королем. Но в отличие от безбашенного Рэссимонда, портившего жизнь армалонцам и семье, герцога Милертского в народе не любили, а это значило гораздо больше, чем признание Армакера и соседних королевств.
Эрвик, будучи крайне подозрительным, не доверял обоим братьям. Немногословность и расчетливость Артори могла таить для короля ускоренную кончину, а буйный нрав непоследовательного Рэссимонда грозил потерей герцогства Артехейского. Однако не меньшим злом ему казался дядя, маркиз Сантарский, со своим отпрыском Крестоландом. Будь Крестоланд один, на него можно было бы махнуть рукой. Но он был свиреп, мстителен и злопамятен, а искусный интриган и тонкий политик Мавирлин Сантар мог всегда направить его в нужное русло. Король одно время подозревал дядю в связях с Рользатом, но доказательств заговора не было. А то, что кто-то когда-то куда-то опоздал… Так ведь все бывает на войне.
Бенна и Гверн также беспокоили вго Величество. Герцог Ишар и маркиза Эльсейда вызывали неудовольствие уже тем, что не считали нужным появляться в Армалоне, дабы демонстрировать вассальную зависимость и верность сюзерену. Лертэно Эртер, напротив, раздражал своим постоянным