как полагается, жена у Василия, детей трое. Работал он на заводе, пил, конечно, но под забором не валялся. Время идет, старшая дочка выросла и даже институт закончила, серьезная такая девушка получилась. Потом вышла она замуж, живут молодые отдельно, и вдруг, представляешь, встречаю я Василия жену, а она мне и говорит: дочка, говорит, с мужем, внуком и всей той семьей уехали в Израиль! Она такая простая тетка в платочке, и вдруг родственники в Израиле. Ну тут все соседи посмеялись, конечно, а потом забыли – кому теперь какое дело? Это уж давно было, лет семь назад. Ну потом Лида, Василия жена, письма показывала, фотографии, потом приходит ей приглашение и деньги на билет – дочка к себе приглашает погостить маму и младшего братишку. Лида съездила, вернулась довольная, приодели ее там, вещей подарили, зубы даже вставили, и хорошо, кстати сказать, сделали, это я тебе как профессионал говорю, так вот, Лида вся довольная, а Василий Степанович затосковал. Тут как раз подошло время ему на пенсию уходить, он совсем заскучал, в мозгах у него что-то повернулось, и стал он стыдиться, что дочка его замужем за евреем.
– А что ж он ей позволил за еврея выйти-то?
– А он не знал, у них у всех фамилия русская, и в паспорте тоже написано – русский, только бабушка какая-то оказалась Фрида Соломоновна Гринберг, а раньше про нее и не вспоминал никто. В общем, расстроился Василий Степанович и стал всем доказывать, что он русский. Привез из деревни старые галифе, сапоги кирзовые, так и ходит по двору в сапогах, чтобы все видели. А потом гармонь купил, стал на ней русские песни разучивать. Вот теперь играет по ночам.
– А что семья-то его?
– Они на него давно рукой махнули, у них другая дочка замуж вышла, теперь у Лиды внучка маленькая, ей не до того.
– А вы бы на него Евдокию напустили, чтобы он по ночам людям спать не мешал.
– Пробовали, она было сунулась, да только Василий Степанович такие слова знает, что даже у Евдокии уши вянут. Она, конечно, руки не опустила, участковому жаловалась, а толку-то?
– Ну веселенький у вас домик, знала бы, ни за что ночевать у тебя не осталась.
– Тихо все вроде, спать пошел.
Подруги задремали, а в полшестого загремели ведра и послышались удары швабры о перила.
– Господи, а это еще кто?
– А это Евдокия начала трудовую деятельность. Ей, видишь ли, так удобнее лестницу мыть, пока никто не ходит. Пытались мы ее урезонить, так она нарочно стала теперь ведрами греметь.
Маргарита Ивановна прикрыла дверь в коридор, стало потише, и они заснули. Но через час Рамзес разбудил их и срочно потребовал гулять. Все ясно: пирожные.
– Ох, Зоя, говорила же я, что нельзя ему с кремом. Вот теперь надо тащиться.
– Прости, Рита, хочешь, я с тобой пойду?
– Да ладно, что вдвоем-то мучиться. Сейчас мы быстренько сбегаем и вернемся.
Зоя с облегченным стоном прикрыла голову подушкой.
На лестнице подсыхал вымытый пол.
– Вот что, Рамзес, давай мы с тобой на лифте поедем, а то наследим, Евдокия нас по твоим лапам вычислит.
Они